Под стеной ближайшей к берегу лавки стоял сундук.
– На кого я похож?
Я посмотрел вверх. Он стоял на крыше лавки. Темный силуэт на фоне неба, окруженный ореолом текучих, изменчивых красок. Пеструю куртку из шкуры камелопада он снял, рубаху тоже. Сейчас одежда лишь мешала ему – вся грудь исколота и покрыта сеткой кровавых струек. В пупок он вставил фиолетовый аметист, в соски вколол длинные булавки, на них, обмотанные красными нитями, висели крупные золотисто-зеленые хризолиты. Сквозь мочку уха проходила тонкая длинная кость, изо лба торчало еще несколько, с нанизанными, словно счетные костяшки, позвонками. Второе ухо скрывала большая стрекоза с растопыренным крылышками. Ожерелье из клыков висело на шее вместе с бусами, сплетенными из крысиных хвостов. Один глаз был широко раскрыт, второй закрывало высушенное тельце болотной жабы, когти которой впились в бровь.
Мне не нужно было сейчас даже входить в Патину, я видел все и так. Заклинаний столько, что и в реале вокруг Атласа Макинтоша расплывалась пелена эссенции. Эльф был почти не виден в мгновенно вспыхивающих и гаснущих образах.
Облако серых кинжалов и пик, призрачных мечей и щитов, извивающихся луков, дрожащих стрел клубилось вокруг него. И такое же облако вокруг сундука у моих ног – Атлас не смог приживить к своему телу все. Я видел то, что связывало материальную и магическую части заклинаний: тонкие пряди, маслянистые волокна, протянувшиеся между эльфом и сундуком. Они дрожали; блеклые круги, переливаясь и пульсируя, расходились от них по воздуху. Заклинания распирали тело эльфа. Он, должно быть, ощущал себя сейчас пинтовым сосудом из тонкого фарфора, в который кто-то попытался влить сто пинт воды.
– Ты похож на смерть.
Он хихикнул и быстро закивал. Вокруг головы разлилось море несуществующего огня, мгновенно возникла и исчезла картина пылающего города, и я вдруг понял, что город этот – Кадиллицы. Во время полета Макинтош успел настроить часть заклинаний.
– Я – смерть! – повторил он. – Сначала хотел взорвать все одновременно, посреди толпы. Но решил: глупо сжигать только порт и баржу. Гномы никуда не денутся, не успеют убежать из города. Я пройду по улицам, отсюда до Большого Дома, потом – к стене и двинусь по кругу, вдоль нее. Все, кто был здесь, они никуда не смогут спрятаться, правда, Джанки Дэви? Я пройду медленно, шаг за шагом выжигая дома и подвалы, я хочу сделать так…
Я сглотнул – во рту совсем пересохло – и перебил его:
