— Откуда ты знаешь?
— Чувствую… Дух смерти настолько силен, что его не возможно не ощутить.
— Да, — вынужден был признать Евсей, — подходя к оазису, мы даже думали, что это — город мертвых…
— Город повелительницы смерти. Нечто совсем иное, в первый миг кажущееся вовсе не таким ужасным, как владения Губителя, а на самом деле — врата в пещеры ужаса.
— После того, что я узнал сейчас, — караванщик, вздохнув, качнул головой, — будет невозможно веселиться, радуясь теплу, трудно торговать, говорить, да просто смотреть на горожан. Все вокруг будет видеться чудовищным.
— Надеюсь, вы понимаете, что горожане не должны узнать ничего из того, что открылось вам?
— Это еще почему? С чего нам щадить их чувства?
— А вы хотите открыть невинным в своем неведении людям глаза и посмотреть, что с ними станет, что произойдет с их рассудком в том случае, если они поверят вам и с нашим караваном — если горожане решат, что вы лжете, наводя на них напраслину? — вопросом на вопрос ответил Лигрен, у которого не было никаких сомнений относительно того, как следует поступать дальше.
— Ты прав, — немного поразмыслив, вынужден был согласиться с ним Атен. — В любом случае, раз уж мы решили ни во что не вмешиваться… Пусть все идет так, как должно быть… — он замолчал на несколько мгновений, а затем заговорил о другом: — Мне очень жаль, что так случилось с твоей дочерью. Прости, что пришлось напомнить о ней…
— Я живу для того, чтобы помнить… И пока Асни остается в моей памяти, она не исчезнет в пустоте.
— Она будет жить, — решительно произнес Евсей.
Лекарь поднял на его полные удивления и робкой надежды глаза. Он не верил в возможность что-либо изменить, когда произошедшее не смогут исправить даже боги…
— Легенды дают вечность памяти. Пусть она не столь длинна, как вечность души, но… — Евсей чувствовал такой внутренний подъем, что, казалось, был готов взлететь в небо. Все трепетало от внезапно сделанного открытия: он понял еще одну задачу летописца — дарить бессмертие тому, кто пожертвовал им ради другого.
— Да, мы живем во время, достойное создания нового эпоса. Но кто напишет легенды…
— Я. Я уже начал их составлять.
— Господин Шамаш знает об этом?
— Да. И госпожа Гештинанна тоже, — добавил Евсей, желая дать понять Лигрену, что караванщик не страдает манией величия, приписывая себе чужое право, а лишь делает то, что было ему поручено небожителями.
— Значит, я могу надеяться…
— Конечно. Самопожертвование Асни достойно того, чтобы о нем помнили.
