– Увлекаетесь? – спросил Игорь.
– Это я ребятишкам. Сегодня утром ездил и наловил. Клесты. Чайку не желаете?
– Нет, спасибо.
– Сами-то откуда будете?
– Издалека. С юга.
– В командировку или как?
– Да нет. Я специально приехал. Что-то давно писем не было. Пишу – никакого ответа. А потом получаю уведомление, что они здесь не проживают. Что, новую квартиру получили?
– Может, все-таки выпьем чайку? С дороги не помешает.
– Спасибо. Я уже пил в поезде.
– А-а… Тогда другое дело. Употреблять много жидкости вредно…
– Или они в другой город переехали?
Старичок ответил не сразу. Он сходил на кухню, принес пшена, подсыпал в клетки, потом подлил водички.
– Да нет… – сказал он наконец. – Жена его здесь живет. В микрорайоне.
– Жена? А он?
– Его нет.
– Разошлись, что ли? – удивился Кутищев.
– Да как вам сказать… – Старичок отвернулся и стал освобождать чересчур любопытного клеста, который слишком далеко высунулся из клетки и застрял между прутьями. – Его совсем нет.
– Как совсем? – не понял Игорь.
– Вы только не волнуйтесь… С каждым может случиться… Жизнь – она такая штука… Машина перевернулась… Скользкая дорога… Понимаете… Еще прошлой осенью… С каждым может случиться…
Кутищев тупо смотрел на старичка.
– Вы не волнуйтесь, – повторил старичок. – Я вам сейчас чайку все же приготовлю. Чаек, он, знаете, успокаивает…
– Нет, я пойду. – Кутищев плохо слышал свой голос и удивился этому. – Как же так… мы же с ним… мы с ним вместе в отпуске… через горы шли…
– С каждым может случиться, – вздохнул старичок. – А вообще хороший был человек… Птиц любил. Я всегда человека по птицам узнаю… Может, выпьем все-таки чайку?
* * *
Рая жила далеко, на самой окраине города. В еловом лесочке стояли два ряда финских домиков-коттеджей, где, как объяснил Кутищеву прохожий, жило заводское начальство.
Рая была дома. За год она сильно изменилась, похудела, но это шло ей, делало изящнее лицо и фигуру. Она сразу узнала Кутищева и, узнав, вздрогнула. Не говоря ни слова, провела через прихожую в большую светлую комнату. Комната была хорошо, ненавязчиво обставлена. Предметов мало, все маленькое, светлое. Стены оклеены зеленоватыми, с белым вкраплением обоями, под цвет березы. На них почти ничего не было, лишь большой портрет смеющейся девочки («Дочь. Как сильно изменилась», – машинально отметил Кутищев) и инкрустированная костью и серебром, очевидно старинная и дорогая, двустволка с оленьими рогами над нею.
– Выпить хотите?
И голос у нее стал другой. Тоньше, мелодичнее.
