Случившийся после этого сход послал кучу страшных проклятий большевикам и постановил вооружаться. Сформировав три полные сотни, станичники отправили их на защиту своего юрта с севера и юга. Северный отряд и обнаружил у Большого Лога побитых латышей и матросов. Казаки из бывалых, прошедшие не одну войну, быстро поняли, что тут пахнет междуусобицей. Молва же, наоборот, приписала победу над красными аксайцам.
Такой поворот событий погрузил станичников в большие сомнения, благо советчиков хватало. Одно дело встретить какой-нибудь отряд на подступах к станице и, сдерживая его, добиться чего-нибудь путем переговоров. А другое – вырезать полностью, без каких либо деклараций.
«В конце концов Бог инородцев наказал, – толковали старики, – обобранные, опять же, свое добро вернули, а с большевиками и Корнилов не совладал. Не приведи Господи, Сиверс мстить начнет».
Проторчав на подступах к станице пару дней без всякого дела и помитинговав, казаки решили упредить ситуацию: пока не поздно, послать к большевикам делегатов. Делегаты вскоре вернулись и доложили, что большевики очень встревожены случившимся, да так, что им стало не до аксайцев. Последних отправили восвояси, пообещав карательную экспедицию не посылать, если казаки, проявив сознательность, помогут продовольствием.
Если кто-нибудь в этот день попытался бы без предварительной консультации с комиссаром Склянским поговорить с Рудольфом Фердинандовичем, то наверняка бы получил пулю в лоб. После вестей из района Аксайской Сиверс заперся у себя в кабинете. Он пил водку.
Время от времени в коридор долетали яростные матерные ругательства. Командующий фронтом подозревал всех. Затуманенный спиртным мозг его снова и снова перебирал причастных к «золотой» операции фигурантов. Произошло немыслимое: лучшие исполнители его приказов отправлены на тот свет, «груз» похищен, а немецко-красный агент испарился, да не один. С ним пропал вожак морской ватаги боцман Бугай.
Стекла окон на втором этаже дома были сплошь в паутинках пулевых отверстий. Если, бегая взад-вперед по комнате, Рудольф Фердинандович замечал кого-нибудь на улице, он тут же стрелял из маузера. Столь незначительный «живой» расход человек, не так давно обналичивавший для революции германские чеки, мог себе позволить. Командарма приводило в бешенство то, что он не знает, как реагировать на ситуацию. Если немцы им воспользовались, то мстить им без «индульгенции» Совнаркома не получится. А если его кинули свои люди, то что он станет говорить фон Бельке? По правилам, он должен был поставить Феликса в известность об истинной подоплеке «архивной» операции, а не пользоваться услугами влиятельного совнаркомского чиновника – бывшего каторжанина. Госценности – это епархия Дзержинского. Немцы наверняка сдадут его соратникам в обоих случаях: если решат, что их кинули, и если кинули они сами. В последнее верить не хотелось. Все-таки германский менталитет – вещь трудноизменяемая. Подобного раньше не было.
