– Корф! Склянского и водки! – взревел командарм, лягая ногой табурет. Не собираясь отпирать дверь ключом, он выстрелил в замок дважды. Отбросив маузер на распоротый шашкой кожаный диван, Сиверс, уже тише, позвал:
– Иван Карлович, вы тоже зайдите!
Когда появился Склянский, опасливо косясь на продырявленные окна, командарм имел почти мирный вид. По-прежнему глядя исподлобья, он уселся на стуле, закинув ногу за ногу.
– Я хочу попросить вас об услуге, – мягко произнес Рудольф Фердинандович тоном редактора «Окопной правды», коим когда-то являлся. Делая вид, что позабыл о подрасстрельной беспрекословности выполнения собственных распоряжений, Сиверс, налив себе и помощникам по шкалику, продолжил:
– Найдете груз – награжу, не удастся – хрен с ним. Но, непременно, отыщите мне пропавших. А еще лучше, бумагу – мандат Совнаркома. И, как говорит Владимир Ильич: «Промедление смерти подобно!» Действуйте, ни в чем себя не ограничивая, даже если фронт станет. И никаких немцев.
Подъехав к почти освободившемуся ото льда Аксаю, партизаны слезли с подводы. Взяв предусмотрительно захваченные в Ольгинской весла и положенный путейцам инструмент, отправились искать припрятанные добровольцами лодки.
Форсирование водной преграды на этот раз не заняло много времени, а предрассветный туман, окутывающий пойму, скрыл переправлявшихся от посторонних глаз.
Загнав лодку в жухлый прошлогодний камыш, на пригорке у железнодорожной насыпи ребята стали прощаться.
– Попробую на проходящий э-э… запрыгнуть, – вздохнул Пичугин, протирая очки, – лишь бы ходили.
– Должны. Были б рельсы, а кому ехать – найдется, – обнадежил студент Барашков.
На что Мельников мрачно пошутил:
– Ты смотри, Чингачгук, в бронепоезд с комиссарами не запрыгни, так-разэтак.
Шурка зашмыгал носом:
– Вы там тоже, пожалуйста, э-э… поосторожней…
– Ну вот, опять глаза на мокром месте, – обнял Пичугина Алешка, чувствуя, как у самого наворачиваются слезы. – Ты, по возможности, в очках перед красными не фасонь. Ладно, профессор?
– Ладно.
– Ну, мы потопали, – Алексей на правах командира махнул рукой: «Вперед».
Обернувшись, он с тревогой посмотрел вслед одинокой, идущей вдоль насыпи фигурке. «Воробей» Шурка семенил на восток, чуть сутулясь от поднимающегося все еще февральского ветра. Такой беззащитный и такой, несмотря ни на что, смелый.
«Ну уж нет… Все будет хорошо», – прогоняя дурные мысли, сказал себе Лиходедов, вспомнив поговорку Сорокина: «Вера есть – победа будет».
