– Алешка, ты? Ура! – восторжествовал Шурка.
– Бог в помощь!
– На Бога надейся, а мне… э-э… подержи!
Лиходедов прилепил воззвание и принялся читать вслух:
«К вам, обыватели и казаки, наше последнее слово. Вы пережили уже одну Вандею. Ужасы большевистской резни и террора до сих пор жуткой дрожью пробегают по Новочеркасску и смертельным холодом сжимают ваши сердца… Сколько отцов, мужей, братьев и детей недосчитываетесь вы? Неужели недостаточно? Неужели же вы и до сих пор останетесь безучастными зрителями происходящих событий? Идите в ряды наших войск и помните, что ваша судьба в ваших же собственных руках. Позорно и преступно быть безучастным.
Дон оскорблен. Прислав вам с окрестных станиц своих казаков, он властно требует от каждого стать под ружье. Спасайте свою жизнь и поруганную честь Седого Дона все как один, а не прячьтесь поодиночке в задних дворах ваших домов. Помните, что над нами реют тоскующие тени убитых атаманов и зовут вас очистить Родину от большевистского сора.
Запись производится:
1) В областном правлении.
2) В 6-м батальоне (Реальное училище).
Командующий корпусом Фетисов».
– Дело дрянь, – прокомментировал Шурка текст воззвания. – Фетисов писал лично и запретил редактировать. Надеется, что пафос и эмоциональный надрыв пробудят офицерскую совесть. А она не пробуждается, и все тут. Скоропостижно скончалась вместе с регистрацией, на второй день.
– Я же сам видел, как вчера в очередь стояли, – не поверил Алешка. – Ты, брат, чего-то того…
– Да ничего я не того. Почти все, кто записался, от фронта уклоняются. Как недавно, до красных. А тут еще вот это.
Пичугин достал следующее распоряжение и зачитал вслух:
«Учащимся всех средних и низших учебных заведений немедленно покинуть ряды дружин и отрядов и приступить к учебным занятиям. Начальникам дружин запрещается принимать учащихся вышеуказанных заведений в состав своих отрядов.
Комендант города войсковой старшина Туроверов».
– Да они там что, совсем рехнулись?! – обалдел Алешка. – Ведь сами говорили: «Усилить дружины за счет бывших партизан»! А отряд Алексеева? Мы что, на уроки теперь пойдем? Благодетели!
Шурка растерянно хлюпнул носом:
– Не знаю… Не могу я теперь ничего учить. А Мельников говорил, что даже в церковь ходить не может – не доверяет попам, после всего что случилось.
– Где он, кстати?
– В милиции. Вчера, как из Персияновки прибыли, так сразу и пошел с народом пролетариев ловить. Барашков с Журавлевым в подрывниках, в инженерной части.
