– Где здеся Шайтенко? – Рябов появился в приемном покое и, ни с кем не здороваясь, быстро пошел к лестнице, переступая через носилки с ранеными. Следом за помощником комиссара последовали двое в кожаных куртках с деревянными коробками маузеров на перевязях.
Уля испугалась, что на пути чекистов встретится ее отец. Тогда он непременно сделает им замечание относительно таскаемой на сапогах грязи. Владимир Васильевич упрямо не желал мириться с антисанитарными наклонностями большей части пациентов, тем самым вызывая опасное раздражение у ненавидящих «буржуйство» маргиналов.
Отец был в шоке от Улиного желания служить в большевистском госпитале.
«Бог с тобой, доченька! Я старый – мне все равно. Я же это от нужды делаю, чтобы мы выжить могли, – ужасался он, – а ты что вытворяешь! Одумайся! Они же опасные мерзавцы, а ты у меня такая… И в эту кровавую блевотину! Ради чего? Человеколюбия?»
Но Ульяна отвечала, что, во-первых, одного докторского пайка на троих мало, а во-вторых, в облачении красной медсестры она хоть по улицам сможет передвигаться относительно безопасно.
Неожиданно мать, Зоя Михайловна, поддержала дочь:
– Нам что, в погребе ее теперь прятать? Пусть помогает, учится – мне так спокойней за вас обоих. Ты кого, Володенька, государя-освободителя ждешь? Повесили небось давно. Тут выжить бы… Господи, ад кругом кромешный!
На счастье, пути доктора Захарова и помощника комиссара не пересеклись. Уля, волнуясь, осторожно пошла следом за кожанками. Визит был загадочный. Обычно большевистские чины такого ранга в госпитальные палаты не заявлялись.
Рябов нашел Шайтенко, сухо поздоровался и сразу же вывел его в общий коридор для разговора. Уля незаметно скользнула в перевязочную, а из нее в моечную. Разговор у красных намечался конфиденциальный. Заглянув в перевязочную и убедившись, что в ней никого нет, красные (как потом оказалось – старые знакомые) начали с обсуждения действий своего командования, мешая русские и украинские слова.
– Ты же знаешь Микола, – сказал Шайтенко, словно продолжая прерванный спор, – что шахтерские комитеты не желают давать людей Сиверсу. Ростов нехай для евойных рабочих остается, а Новочеркасск Донбасскому краю пидчиним. Казаков повыведем, а зараз и столицу тута сделаем.
– А никто покуда не гонит вас на Кубань, там своих товарищей хватает. Революционный момент требует обмена силами. Пусть ваши в Ростове контру шерстят, а ростовские товарищи здеся. Без пощады. Сиверсу, сам разумеешь, местные рабочие комитеты с их выкрутасами как бельмо в глазу – он Совнаркому подчиняется. Нам депеша пришла: немедленно ликвидировать контру в Кривянке. А как мы ее ликвидируем, когда голубовцы, того и гляди, в спину ударят или по куреням тиканут? Сиверс два отряда из полка Титова сюда отправит, ежли шахтеры дыру на Ростовском фронте закроют.
