– Я могу на тебя надеяться? – спросил Илья.
– Я ведь обижусь…
– Извини. Спасибо.
Илья махнул ему рукой и зашел в лифт. На душе было как-то странно. Он не догадывался, что среди черов тоже есть талантливые люди. И он не предполагал, что когда-нибудь скажет вонючему черу два таких слова подряд: «извини» и «спасибо»…
Андрей, не включая свет, прошел на кухню. В банке оставалось еще немного заварки, а печенье у него не кончалось никогда. Поставив чайник, он вспомнил, как Илья с Вадиком обсуждали картины, как им обоим было приятно, и улыбнулся. Вот если б еще самому так же все понимать… а то – «добро», «зло», всякая философия… Нет, для этого нужны мозги покрепче. Разве что Сергей Сергеевич поможет…
Завтра, уже скоро. Если все получится… Ух-х!! А вдруг он тоже начнет разбираться в картинах? Или нет, лучше в чем-нибудь другом, специалистов по картинам и без него хватает. В чем же тогда?
Андрей положил подбородок на кулаки и задумался. До ночи он так и не нашел себе подходящего дела, зато интересно провел время. Перебрав в уме сотни профессий, он пришел к выводу, что занятия лично для него пока еще не изобрели.
Это должно быть что-то немыслимое, решил Андрей.
До двенадцати часов было еще далеко, но Никита. Николаевич уже начал готовиться: открыл шкаф, вытряхнул из него разное тряпье и отвинтил на дне секретные шурупчики. Секретными эти шурупы были, понятно, только для соседей – в случае обыска фальшивое дно обнаружили бы мигом. Однако, кроме как в шкаф, терминал положить было некуда, а прятать его на улице профессор не рискнул.
О том, что на конвертере его называли профессором, Никита Николаевич знал. К прозвищу он относился спокойно: во-первых, он на самом деле был профессором – когда-то, в прошлой жизни, а во-вторых, за годы преподавания в Московском университете он так привык к студенческим кличкам, что считал их нормой. Правда, в университете его звали «академиком», ну так на то оно и понижение. Не околачиваться же «академику» у корыта с фекалиями. «Профессору» – еще куда ни шло…
Приподняв толстый лист фанеры, Никита Николаевич извлек из-под него терминал и забросил весь хлам обратно в шкаф. Бережно устроив чемоданчик на кровати, он утопил маленькую панель замка.
Пару лет назад этому терминалу завидовал весь университет. То, чем обладал Никита Николаевич, сравнивали с ласточкой. Два года назад его терминал легко вскрыл бы любую систему, от банковской до полицейской. Ласточка могла озолотить и разорить, сделать человека счастливым и сломать ему жизнь, а потом уничтожить все следы – еще до того, как сторожевая программа обнаружит вторжение. Но то – раньше.
