Принц вдруг обмяк, словно прежде все его тело находилось в постоянном и сильном напряжении.
– Да, – слабо произнес он. – Теперь я вспомнил.
Он поднял взгляд на Эдейтора – и прелат увидел, как на лице его промелькнуло что-то от прежнего Олио… но исчезло так же быстро, как и появилось. Олио посмотрел на небо за спиной Эдейтора.
– Пустельга пропала, – ровным голосом сообщил он. – Думаю, сегодня мы ее больше не увидим.
Оркид получил из Амана послание голубиной почтой. Он не вскрывал его до тех пор, пока кабинет не покинули все писцы и секретари. На маленьком бумажном свитке содержалась всего дюжина слов.
«Амемун убедил южных четтов. Ты любишь королеву; Аман все еще может царить».
Оркид тяжело поднялся из-за стола и дал посланию сгореть в пламени свечи. Смысл слов его брата, короля Марина, был достаточно очевиден и вызвал у Оркида и страх, и ликование.
Первая часть послания означала, что его друг Амемун установил контакт со свирепыми южными четтами и каким-то образом убедил их выступить на стороне королевства против своих северных сородичей из Океанов Травы. Оркид ничуть не сомневался, что Гренда-Лир в конечном счете разгромит Линана и его союзников, но вынудив мятежных четтов озаботиться защитой своей южной границы, Аман ускорит неизбежное.
Вторая часть послания представлялась не менее ясной. Великий план – женить сына Марина на Ариве и произвести на свет наследников трона Гренда-Лира с аманской кровью в жилах – трагически рухнул со смертью Сендаруса и его новорожденной дочери. Необходим был другой способ сделать так, чтоб в жилах королей Гренды-Лир заструилась кровь Амана. И Марин говорил, что теперь это задача Оркида.
«Откуда он узнал о моих чувствах к Ариве? – гадал он встревожено. – Неужто они были столь очевидны?»
А затем Оркид вспомнил долгие разговоры с Амемуном, когда тот впервые сопровождал Сендаруса ко двору Ашарны. Амемун тогда засыпал его вопросами об Ариве, окончательно дорабатывая последние детали великого плана.
«А потом, конечно же, доложил обо всем Марину. Мне и не требовалось прямо говорить что-либо Амемуну; он всегда умел читать мои мысли».
Оркид снова сел. Жениться на Ариве он никак не может. Совет воспротивится, а Двадцать Домов будут еще меньше поддерживать трон; а этого он и сам не мог пожелать для нее. И все же…
Собственные чувства подтачивали двойную верность Оркида, о чем Амемун, видимо, тоже догадывался. Канцлер вспомнил, как старый наставник говорил ему, что хотя годы, проведенные Оркидом в Кендре, не притупили его любви к Аману, они, вероятно, дали ему время научиться любить ее правителей. Тогда он не стал этого отрицать – не станет и теперь. Оркид сделал бы почти что угодно ради возможности выразить свои чувства Ариве в надежде – отчаянной надежде, – что та может ответить на них. В этом-то и состояла трудность предложения Марина. Арива видела в канцлере друга, доверенного советника, современника и конфидента своей матери, а не потенциального возлюбленного. По крайней мере на этот счет он был честен с собой.
