* * *
Веселенькая машинка оставалась в гараже волновавшей глаз деталью. Она стояла возле груды картонных коробок, в которых содержалась жизнь, которую она так и не распаковала здесь, – всякая дрянь, что она приволокла из города. Каждый раз, когда она ездила в Перт купить продуктов или рождественских подарков, Джим и мальчики, казалось, слегка удивлялись ее возвращению. Но она возвращалась. Проезжая мимо фруктового киоска на шоссе, она испытывала неприятное чувство, но Джорджи удалось загнать Лютера Фокса в тусклый уголок, где ему и следовало находиться. Это был еще один симптом ее странной привязанности к страданию. Он оказал ей услугу. Она решила, что она просто такая – беззащитная перед сексуальным влечением из жалости. Детские горькие слезы у тебя на груди, восхитительный падающий вес отчаявшегося человека – они давали тебе могущество, которому нельзя было сопротивляться и в котором трудно было себе отказать. И вот она ты, продираешься через облачную завесу, горячую, как само солнце, решив, что ты и есть лучшее лекарство. В Уайт-Пойнте считалось, что Фокса больше нет. Официально он уже был признан несуществующим – сведений о нем не содержалось ни в одной базе данных, у него не было налогового номера. Ну и пусть будет призраком своих амбиций. Может оставаться несуществующим. Она с этим справилась.
В Сочельник Джим пришел с невероятным уловом, но казался до странности подавленным. Большая акула следовала за катером весь день, и ее морда высовывалась на поверхность каждый раз, когда они вытягивали или забрасывали снасти. Джим сказал своим палубным, что это не может быть одно и то же животное, потому что они проходили огромные расстояния на приличной скорости. Но Борис настаивал на том, что это одна и та же акула, и к полудню Джиму пришлось признать, что, скорее всего, тот прав. Это была тигровая акула добрых двенадцати футов в длину и уродливая, как теща. Ближе к вечеру Борис горячо настаивал на том, чтобы убить ее, и Джим признался, что, если бы на борту было оружие, он бы согласился. Она наводила на него ужас. Борис сказал, что это дурное предзнаменование. Но Джим не знал, что и думать. Верит ли Джорджи в предзнаменования?
– Ну не в Сочельник же, – сказала она ему, подавая пиво.
В тот вечер, перед тем как разложить подарки под пластиковой елкой, они несколько раз выпили за «Налетчика» и его удачу. Воздух был мягок, и с пляжа доносился смех. Завтра никто не будет рыбачить, никому не придется вставать затемно, чтобы загружать наживку в корзины, или отрывать головы кальмарам, или катить по танцующей палубе тяжелые снасти, и в воздухе ощутимо чувствовалось освобождение, атмосфера столь заразительная, что Джорджи с Джимом засиделись допоздна, чтобы распить на двоих бутылочку искристого бургундского. Поднялся горячий пустынный ветер, они расслабленно припозднились, слушали музыку и даже немножко шутили. В ту ночь свободная комната пустовала. Они занимались любовью нежно, почти осмотрительно.
