Итак, я очутилась, как говорится, у разбитого корыта – и это перед самым фестивалем! Пьетро предпринял лихорадочные поиски, но самые интересные песни уже стали чьей-нибудь собственностью. Вдруг оказалось, что еще свободна песня Фреда Бонгусто – и я получила ее в самый канун фестиваля.
Текст песни Д'Анци был уже освоен мною, слова же новой песни предстояло еще выучить. А времени оставалось мало, очень мало, я зубрила чуть ли не целыми днями, чтобы слова хоть немного «улеглись» – ведь всякий текст должен закрепиться в памяти, чтобы в минуты волнения, возникающего при выходе на сцену, «не проглотить язык».
С самых первых дней тяготела надо мной проблема фестивального платья. Еще дома я смирилась с тем, что буду выступать в своем платье, вовсе не таком уж плохом, которое никто пока не видел. Но – уже по привычке – Пьетро не согласился и привел меня в один из домов моды, где должны были быть сшиты для меня два вечерних туалета.
Я уже говорила, что всякое сопротивление с моей стороны или попытка о чем-нибудь договориться оказывались бессмысленными. Пьетро, по-видимому, попросту считал невероятным, чтобы модное платье могло быть «made in Poland». А потому, даже не осмотрев содержимое моего шкафа, принялся действовать по своему разумению.
Потянулись долгие часы примерок в салоне синьоры S., что вполне можно было бы выдержать, если бы синьора S. не аранжировала их сеансами фотосъемок в целях рекламы своего заведения. И началась «старая песня». Мой скептицизм возрастал с каждой примеркой, пока не перешел просто в отчаяние.
Мне были предложены два платья: короткое и длинное. Короткое, серебристо-белое, предполагалось оторочить по низу лебяжьим пухом. Ладно, бог уж с ней, с этой оторочкой, но на последней примерке прибавились еще и рукава из пуха, длиной до локтя, отчего мой силуэт обрел сходство с фигурой борца-тяжеловеса. В ответ на высказанные мной опасения мне был дан добрый совет внимательно следить, какая из телевизионных камер будет направлена на меня, и в соответствии с этим поворачиваться в профиль. «Пух безумно эффектен», – заключила нашу дискуссию синьора.
«Господи, – подумала я, – даже если бы не было слепящего света юпитеров, совершенно лишающих возможности оглядеть зал, то и без того я была бы неспособна во время исполнения песни думать о телевизионной камере и высматривать, в какую сторону обращен ее красный глазок».
Неспособна, даже если бы от этого зависела моя жизнь!
