Прошло несколько часов, и я снова увидел дежурного офицера.
Я вскочил, но он понимающе поднял руку – можешь лежать. Просто зашел сообщить, что комендант крепости вернется не завтра вечером, как он думал, а завтра утром. Значит, мои двадцать четыре часа как бы немного сокращаются. Впрочем, не надо думать, улыбнулся офицер, что это что-нибудь изменит. Военные законы просты и не щадят никого.
– Но ведь война закончилась, – напомнил я.
– Да, закончилась. Но мы все еще на военном положении, и так будет до тех пор, пока не будут решены все споры. Наши пограничные крепости живут в том же режиме, что и во время войны. В настоящее время военное министерство даже еще сильнее обеспокоено. Из-за событий в североафриканских колониях граница с Испанией становится даже опаснее, чем с Германией.
Меньше всего меня интересовала безопасность французских границ. Какое мне вообще дело до французской политики? После отличного обеда меня волновали только конкретные вещи. Я не стал оттягивать вопроса, вертевшегося на языке. Офицер это почувствовал.
– Надеюсь, вы довольны обедом?
– Еще бы, – кивнул я. И все-таки не выдержал: – А получу ли я ужин?
– Естественно. Мы не позволим вам умереть голодной смертью. Даже бошу мы не дадим умереть голодной смертью. Подождите немного, вам принесут кофе.
Я замялся. Этот человек был слишком любезен, чтобы докучать ему просьбами.
– Извините, господин лейтенант…
– Да, да, говорите, – ободрил он меня.
– А получу ли я еще раз офицерский ужин, двойную порцию?
– Разумеется. А как вы думали? Это вполне соответствует воинскому уставу. Не будем же мы отправлять вас на тот свет с пустым желудком. Что вы там о нас станете говорить!
– О, не тревожьтесь, господин лейтенант, я сохраню о вашей крепости самые лучшие воспоминания. Можете расстреливать меня спокойно. Но только не за столом, на котором сервирован офицерский ужин, двойная порция. Это было бы жестоко. Случись такое, явившись на тот свет, я бы выставил вас далеко не в самом лучшем виде.
Офицер некоторое время смотрел на меня, будто до него не сразу дошел смысл сказанного. Может, мой французский не казался ему понятным, не знаю. Но потом до него все-таки дошло и он начал хохотать. Он делал это от души. Оба солдата тоже что-то уловили из нашей беседы. Сперва они стояли неподвижно, как манекены, но потом начали посмеиваться.
