Сестра села сбоку стола, взяла ручку:
– Ручьев Анатолий Семенович, так?
– Да вы что в самом деле!
– Разденьтесь до пояса, – приказал Илиади.
– Зачем? Мне же только справку. Я нечаянно съел печать, и нужна справка о том, что съел.
Сестра и врач вопросительно посмотрели друг на друга, потом на Ручьева, потом опять друг на друга.
– Снимите рубашку, – повелел Илиади.
– Черт знает что! – Ручьев стал раздеваться.
– Возраст? – спросила сестра, продолжая писать.
– Двадцать шесть. Не судим. За границей не был, и родственников там нет.
Илиади вышел из-за стола,.ласково положил руку на голое плечо Ручьева:
– Очень кстати, о родственниках. Скажите, у вас в роду никто не страдал нервными заболеваниями? Душевнобольных не было?
– Вы что же, подозреваете, что я сумасшедший?
– Это для истории болезни, – успокоил Илиади.
– Да не болен я, сколько говорить!
– Возможно. Однако выяснить мы обязаны. Случай, видите ли, несколько необычный, редкий. Вы согласны, Зина?
– Согласна. – Сестра посмотрела на замученного Ручьева и пожалела его: – В третьем годе одна молдавская колхозница вилку столовую случайно проглотила, об этом в «Огоньке» писали, портрет ее поместили.
– Да, да, я читал, голубушка.
– Она здоровая была, нормальная.
– Помню. – Илиади озаботился. – Как же это с вами случилось, уважаемый, расскажите.
Полуголый Ручьев вздохнул:
– Только и делаю, что рассказываю. Все учреждения обежал, везде слушают и посылают дальше. Вы мне дайте бумажку, и я уйду. Объявление в газету надо, срочно!
– Вот осмотрим, установим…
В коридоре послышался шум, затем стук в дверь, и в кабинет ввалилась Смолькова.
– Во-от он где!… Товарищ Ручьев, сколько же мне за вами бегать?! Уф-ф, господи…
Сестра выскочила из-за стола и кинулась выпроваживать непрошеную посетительницу.
– Вы не имеете права, – упиралась та. – Он бегает от меня… Ох!… Мне бумажка нужна, он устно разрешил.
Сестра все-таки выжала ее за дверь, закрыла задвижку и вернулась к столу.
Илиади приложил к потной спине Ручьева старинную трубочку деревянного фонендоскопа:
– Дышите глубже.
Ручьев вздохнул:
– Господи, и за каким чертом я…
– Не разговаривать. Задержите дыхание. Так. Повернитесь.
Он долго слушал Ручьева, простукивал грудную клетку пальцами, заставлял сжимать и– разжимать руки, раскрывать рот и показывать язык, оттягивал щеки, заворачивал веки покрасневших глаз, потом положил на кушетку и прощупал желудок, помял весь живот…
– Как же вы ее съели, уважаемый?
– С колбасой, тысячу раз говорил!
