Недаром мы называли его "добрый мастер", имея в виду не только отличного писателя, но и сердечного, отзывчивого человека.
"Звезда" начала публикацию эпопеи Алексея Максимовича Горького "Жизнь Клима Самгина" с третьего тома, причем не с рукописи, а с готового набора берлинской типографии Гржебина.
Гранки регулярно приходили в редакцию от секретаря Горького Петра Петровича Крючкова, а один или два раза, кажется, Крючков лично привозил их в Ленинград, где вместе с Михаилом Слонимским, заведовавшим отделом прозы, уточнял дальнейший порядок публикации, а с Петром Ивановичем Чагиным - финансовые дела, связанные с переводом гонорара за границу Горький, как известно, жил в Сорренто.
То ли это было в первый приезд Крючкова, то ли во второй, Петр Петрович позвонил в "Звезду" и попросил прийти в гостиницу "Европейскую", где он остановился, за гранками. Это оказалось кстати, подходили сроки сдачи очередного номера журнала в типографию. От Дома книги до "Европейской" - рукой подать, и через десять минут я уже был у Крючкова.
Но он не торопился с передачей пакета, усадил меня завтракать. Отказаться неудобно, и за чашкой черного кофе я стал рассказывать Петру Петровичу, какие главы "Самгина" уже на выходе и какие посланы в набор, и поблагодарил, что он привез очередные главы, ибо эпопея и так печатается слишком малыми порциями, так что делать пропуски нежелательно: читатель уже на протяжении нескольких номеров привык видеть горьковскую вещь в журнале.
Выпив для приличия чашку кофе с печеньем, я взял со стола пакет с гранками и стал прощаться, но Крючков остановил меня:
- Одну минуточку!
С этими словами он извлек из толстого, крокодиловой кожи портфеля авторучку и дал ее мне.
- В благодарность за ваши старания, настоящий "паркер" с золотым пером!
Это было так для меня неожиданно, что я от смущения растерялся и невнятно стал бормотать, что все делал по долгу службы и вовсе не заслуживаю ни благодарности, ни тем более подарка.
Крючков, заметив мою растерянность, как можно мягче сказал:
- Ну что же вы, дорогой мой, смутились, берите же на память "паркер". Это ведь одна из ручек Алексея Максимовича.
И тут я не устоял: шутка ли, авторучка, которой писал сам Максим Горький! Да в любом музее положи ее под стекло - люди будут останавливаться и любоваться ею! А тут запросто дарят мне этакую вещь.
Много лет хранил я у себя как драгоценность горьковский "паркер", но писать им почти не писал: боялся повредить перо.
