Мне едва исполнилось двадцать, когда в декабре 1929 года, по решению правления ЛАПП - Ленинградской ассоциации пролетарских писателей - меня, начинающего поэта, и, как считали, подающего надежды, прямо с завода "Невгвоздь", что на Обводном канале, 130, направили в "Звезду" ответственным секретарем редакции.
Но вместо радости, которую я должен был испытать, несколько дней ходил грустный, боясь показаться в Доме книги.
Выписка из протокола о моем назначении была адресована Николаю Семеновичу Тихонову, заместителю редактора, а Николай Семенович незадолго до этого "зарезал" мои стихи.
Да и с завода уходить не хотелось. После долгих месяцев безработицы и скитаний по ночлежкам мне выпало наконец счастье устроиться на постоянную работу и стать крепко на ноги. Вскоре меня избрали на заводе секретарем комитета комсомола.
Я получил в заводском доме комнату, и все мои недавние мытарства остались позади. Я посещал литературную студию при журнале "Резец", и на его страницах все чаще стали появляться мои стихи.
Хотя я не был в числе ударников, которых ЛАПП призвала в литературу, меня и моих сверстников - рабочих писателей - числили в лапповском активе и всячески поощряли.
Когда я сообщил о моем выдвижении директору завода Громову, он, к моему удивлению (я не знал, что ему звонили из правления ЛАПП), не стал возражать, только попросил задержаться на заводе неделю-другую до выборов нового секретаря комсомольского комитета.
И тут я решил спросить о самом важном, что меня волновало:
- Если уйду от вас, наверно, придется освободить комнату?
- Да ты что это, мил человек! - чуть ли не с обидой произнес директор. - Тебя из нашей рабочей среды партия выдвигает на такую ответственную должность, и чтобы я тебя лишил жилья! Да ты, мил человек, за кого меня считаешь? - И уже более спокойно: - Только прошу тебя, не теряй связи с заводом, не отрывайся от рабочей среды, заходи к нам время от времени...
И все же, повторяю, на душе у меня было муторно.
Это нынче пошел смелый начинающий, а в мое время делавшему первые шаги в литературе переступить порог редакции "Звезды" было целое событие.
Однажды, помнится, когда мы всей "резцовской" братией - я, Решетов, Лозин, Остров и Инге - отважились пойти к Тихонову со своими стихами, то долго толкались в коридоре, пока Остров не предложил кинуть монетку: кому выпадет "орел", тому идти первому, - выпало Юрию Инге, и даже он, самый смелый из нас, переменился в лице.
