– Разве мы не знаем, что ты выделываешь тайком?
– Ты всегда делаешь подлости!
– Ты обманываешь нашего доблестного повелителя с обласканным и возвеличенным простым нукером, по имени Мусук...
– Он так же подл и коварен, как кошка (мусук). Он не знает благодарности и преданности!
– Джихангир болен потому, что ты его отравила?
Юлдуз-Хатун, точно защищаясь от ударов, плотнее закуталась с головой в черное покрывало и молчала.
– Ты давно околдовала джихангира, ты опасная змея!
– Уходи отсюда, пока мы тебя не задушили! Это наша забота, старших жен, находиться около повелителя.
– Мы его вылечим нашими молитвами, мы ему откроем правду!
Внезапно шубы отлетели в сторону. Бату-хан резко поднялся и выпрямился. Три жены припали к его ногам.
– Наконец ты очнулся, ослепительный! Ты будешь снова сверкать, наш алмазный, драгоценный повелитель, и теперь навсегда останешься с нами!
Бату-хан заговорил громко, твердым, звучным голосом:
– Нукер, кто из высоких темников этой ночью в дозоре?
Тот, очнувшись, ответил:
– Внимание и повиновение! Они в соседнем шатре: Бурундай, Курмиши и старый Нарин-Кэхэн.
– Пришли их сюда. Скажи также Субудай-багатуру, брату Шейбани и хану Мункэ, чтобы поспешили ко мне. Я созываю военный совет.
– Внимание и повиновение! — ответил нукер и вышел. На его место встал другой вошедший нукер. Хан Орду очнулся и поводил налитыми кровью глазами, еще не соображая, что произошло.
Бату-хан, оттолкнув ногой цеплявшихся жен, шатаясь, подошел к Орду, сел рядом и обнял его.
– Мой почтенный старший брат, ты примчался издалека, чтобы спасти меня и отогнать злых духов болезни. Ты всегда был мудрым старшим братом, моим верным защитником и спасителем. Я твоя жертва, я твой нукер.
Неуклюжий толстый Орду прижимался к Бату-хану, лизал его щеки 31 и шептал в ухо:
– Я знаю, что тебе суждены великие победы... Я примчался, чтобы убрать камни с твоего пути и отогнать желтоухих, завистливых предателей!
Юлдуз-Хатун подбросила сухих веток в костер. Тени забегали по стенам шатра.
Вошли три темника, еще заспанные, вытирая рукавами рты: высокий, тощий и желтый, как луковичная шелуха, Бурундай; широкий, коренастый, с длинными лошадиными зубами Курмиши, и старый, сморщенный, как гриб, Нарин-Кэхэн, с согнутой спиной и шаркающими слабыми ногами. За ними ввалился грузный, волочивший ногу, одноглазый полководец, знаменитый Субудай-багатур.
Бату-хан выжидал, пока прибывшие пали ниц и выпрямились, сидя на пятках. Затем заговорил торжественным голосом:
