Кто-то тронул Даню за плечо:
- Эй, дружище, ты так себе почки отморозишь! Вставай!
Писателю очень не хотелось, чтобы его сейчас беспокоили - лежать ему уже нравилось. И даже кроссовки ему нравились, особенно Nike - у них в подошве были симпатичные тонкие трещинки, в которые набилась земля.
- Да какой вставай - не видишь, он сдохнет сейчас!
- Давай его в парадняк хотя бы отнесем? - предложили Puma. - А то кинется прямо здесь, а нам потом разбираться.
Повисла долгая пауза.
- Хватайся за ноги! - ответили наконец Nike…
- Э, вы куда его тащите? - услышал Даня голос Риты.- Мы… Эээ…
- Валите отсюда! - Рита помахала в сторону пистолетом.
Puma и Nike спешно ретировались.
Рита подходит к Дане и садится рядом с ним на корточки. Прикладывает холодный ствол к его губам, ведет вдоль неровной линии, разделяющей их:
- У меня тут появилась одна идея… Нервные окончания Дани охватывает какое-то болезненное осеннее ощущение: трепещущая мелкая дрожь, озноб, явно неуместное сейчас сладострастие.
- Ничего, уместное, - успокаивает писателя Рита, - Эрос и Танатос, я доклад по ним недавно делала.
«Вот так, просто… Раз - и все!» - вместе с щелчком предохранителя проносится в голове писателя предательская мысль, после чего накатывает невыносимое, непередаваемое, выворачивающее наизнанку чувство одиночества.
- Почему же непередаваемое? - спрашивает Рита. - Ты такой же, как и все остальные. Я в тебе разочаровалась. Я думала, ты другой. Наверное, не нужно было тебя вообще искать…
Даня сейчас все на свете бы отдал за то, чтобы не писать никаких книг, не придумывать никаких героев: просто сидеть на кухне и скучать, глядя на балтийский щит, оголившийся на фотообоях, изображающих природу карельского перешейка. Ждать, пока друзья вернутся с работы. Ждать выходных. Ждать чего угодно… Смотреть мультики Nickelodeon про кенгуренка Rocco. Гулять по осенней аллее Поликарпова: от дома-робота до парка и обратно. Что угодно, только не сейчас, потом, когда угодно, но только не сейчас, он никак не может умирать сейчас, он и не представлял себе даже, как это страшно, и неизвестно, что будет дальше, а здесь хотя бы все простое и знакомое, что бы он там раньше ни думал…
Даня сгребает ладонью мусор, оказавшийся под рукой; пальцы его касаются баллончика для сифона. Болезненный озноб смывается нахлынувшей непонятно откуда силой и спокойствием. Писатель ударяет по ладони Риты, выбивая пистолет - тот летит в дымящуюся кучу сырых листьев, зажженных добросовестным дворником. Тихое лесное озеро рано утром, от застывшего зеркала воды поднимаются рваные остатки тумана. Длинные деревянные мостки: Даня стоит на самом краю, затаив дыхание, и внимательно всматривается в воду. Едва слышимый звон невесомых колокольчиков, подвешенных к выгнутой вниз балке над ним.
