– Брусчи – сколько?
– Семь тысяч семей. Зачем?!
– Где?
– Везде и в холоде. Зачем?!!!!
Ого. Того гляди, зарежут, чтоб ответил. Пора сознаваться.
– Одному – скучно. – тяжело вздохнул я в затылок Сумрака.
– Что?!
Ура! Обожаю, когда удается почувствовать свою удивительность. Однако, неплохо бы пояснить девушке, что я имел в виду, а то никакая гранитная рожа не поможет – набьет и рук не пожалеет.
– Я здесь недавно. Пришел очень издалека. Ищу, что свершить. Может быть, ищу себе народ.
– Много наложниц и рабов? – ядовито буркнула Эрма. Света уже хватало, чтобы скучающе провести наглым взглядом по ногам, выпуклостям грудей и роскошной гриве, увидеть, как она покраснела и задать очевидный вопрос:
– Ты – девственница?
Я очень понадеялся, что она поймет меня и не кинется ножиком. Она поняла вовремя. Видно, добродушно-насмешливый взгляд в лицо, а не ниже, был замечен и оценен.
– Угу. – созналась она, убирая нож. – И что из этого?
– Я – тоже. Но не думаю, что все женщины хотят меня. Наоборот, не вижу, этого когда оно есть. Но оно не мешает мне думать о других вещах.
– Ты – девственник?
По пустыне разлился густой хохот. Нашла, над чем смеяться. Я еще ничего смешного не сказал.
– Смеяться над тем, чего не понимаешь – легко. Гораздо труднее поверить, обдумав. Или ты думать не умеешь вовсе? Тогда давай, поучу. Смотри. Когда я спросил, не девственница ли ты, я уже знал, что это так. Во первых, по тому, как ты думаешь. Во вторых, по тому, как смотрит на тебя мой конь. А в третьих,…
Я сделал эффектную паузу, потянувшись за второй папироской.
– Ну? – врезалось в меня. Спрятав усмешку за огоньком зажигалки, я продолжил:
– А в третьих, по тому, как ты двигаешься. Когда мужчина и женщина… это, они говорят друг с другом через тело. И говорят с телом. Так, как воин говорит с оружием. Если ты – воин, то тело – тоже твое оружие. Тело женщины-воина – это меч. Легкий, гибкий, а не огромный ржавый топор. Если женщина не говорит со своим телом, то оно будет тупым и ржавым. Медленным. Как твое.
Я замолк, увидев, что голова Эрмы непривычно склонилась, притянутая к земле тяжелыми мыслями.
– Но от этого дети. А мать не может воевать. – сообщила она.
Я хохотал громче ее. Интересно, эту сказку рассказали всему племени руссо-чукчей или только отдельной дочке вождя? В прекрасных синих глазах Эрмы плескалось непонимание.
– Что, не от этого?
Мне удалось не свалиться с коня. Вместо этого я воспользовался почти дневным освещением, чтобы пройтись взглядом доктора по ножкам, попке, груди, личику.
