«О'кей!» | страница 5
– Невеста? О’кей!
Адвокат столь одобряюще хлопнул Зяму по плечу, точно и сам не прочь был жениться на Риве. А супруга его вновь превратилась в сияющее белозубие, как это умеют делать только американцы.
– Наш дорогой наследник с английским языком совсем не в ладах? – спросил адвокат.
– Мой жених абсолютно все понимает. Но разговорный, увы, не постиг, – уточнила Рива.
Зяма закивал и заулыбался. Адвокат же вновь воскликнул «О’кей», будто знание родного ему языка как бы «наполовину» было явлением положительным.
– Мы замыслили скрепить свой брак в стране, где жила двоюродная бабушка моего жениха и тетя его мамы.
Рива уже не просто хватала, но и захватывала. Зяма опять закивал. Адвокат воскликнул «О’кей!»
– Я сказала им, что ты любил свою бабушку. И выражал эти чувства в письмах, – перевела Рива Зяме. – Что ты желал не наследства, а долгих лет ее жизни.
Зяма вздохул.
Кроме своей некрасивости, Рива обладала и другими достоинствами. Проистекавшими из достоинства основного… Ее, например, можно было без малейшего риска оставлять с мужчиной наедине. Она и попросила поселить их с Зямой в одном гостиничном номере. Хоть и в разных его комнатах.
– Нам необходима близость… Душевная! – пояснила она адвокату.
– О’кей! – понимающе согласился он.
– Так разумнее, – сказала Рива наследнику. – Вдруг тебе позвонят – и станут изъясняться на языке, которого ты не знаешь!
Наследник не возражал. Мама обучила его покорности.
Соблазнять Зяму Рива, конечно, и не пыталась… Она хранила свою, несколько затянувшуюся, девственную нетронутость для первой супружеской ночи… о которой Зяма еще не догадывался. Свою же мужскую нетронутость ему хранить было не к чему, ибо связи у Зямы случались. Связывала и развязывала Берта Ароновна.
– Пригласи девушку в кино, – предписывала она. – А потом проводи домой… Пусть покормит тебя! Так как будет уже поздно, можешь остаться. Не навсегда, конечно… а до утра! – То была полушутка. – Только не вздумай увидеть в ней будущую жену!
По поводу Ривы Зяма подобных указаний не получал. Мамино предписание было иным:
– Ничего сам не делай! Во всем доверяйся ей… Иначе ты сможешь не то сказать или не то – тьфу-тьфу-тьфу – подмахнуть на бумаге. Она все с ходу хватает!
Воспитанный в послушании, Зяма сам ничего и не предпринимал. Характер и воля от бездействия по-прежнему дистрофировались. И как ни поразительно, ему это все более нравилось: он был освобожден от решений, поступков…
Рива же, наоборот, скопив, подобно Зяминой бабушке, несметный запас женской энергии, перерабатывала ее в энергию изощренной находчивости. При этом любому поступку своему она находила достойное объяснение: разве такому неумехе, как Зяма, хоть с кем-нибудь будет удобнее, чем со мной? Нет, не о себе она, конечно, пеклась, а о Зямином благоденствии. И дарила ему себя. Правда, за три с половиной миллиона. Но есть ли цена у семейного счастья с той, которая способна все хватать на лету!