Ему было под сорок, когда он понял, что способен смотреть на свою жизнь как сторонний наблюдатель, как на пьесу, которую видел неоднократно. Вся его жизнь проходила перед ним ежедневно, сцена за сценой. Он знал, как все это было и как должно было быть.
Бреясь каждый день перед зеркалом, он отчетливо представлял, как морщины станут еще глубже, щеки обвиснут, а волосы поседеют и начнут выпадать. Перед ним было немолодое, стареющее все больше и больше лицо.
В лечебницах, он знал, воспоминания использовали как своего рода ежедневный курс терапии. Медсестры поощряли пациентов, находящихся почти при смерти, к воспоминаниям, попыткам оглянуться на свою жизнь, выткать из ее разрозненных событий цельное полотно как учебное пособие для еще не родившегося поколения.
Танос Лиаракос прикинул, как это будет выглядеть, если посмотреть на свою жизнь со стороны. Все его успехи и достижения, которые он считал необычайно важными, при такой двойной перспективе безжалостно уменьшались. Победы в суде утрачивали сладость, а поражения не отзывались такой болью. Он нашел путь уживаться со своей жизнью, а может, это Господь подсказал ему его. Неважно. Только будущее имеет смысл.
Находясь в полудреме, Лиаракос перебирал цветные стекла своего внутреннего калейдоскопа прошлого и будущего. Его отец ступил на американский берег с палубы корабля, прибывшего из Греции, имея в кармане пятьдесят долларов и запасную рубашку, а превратил их в пять магазинов, торговавших сэндвичами, которые помогли ему отправить троих своих сыновей в колледж. Его мать растила детей, пока отец работал по двенадцать – пятнадцать часов в сутки. Эти горько-сладкие дни безвозвратно ушли. Они так же далеки, как день, когда Одиссей покорил Трою. Вот почему голос его матери казался ему голосом из прошлого, который он скоро утратит. Скоро-скоро он будет стоять у ее могилы и у могилы отца, чувствуя, как жизнь уходит, будто песок сквозь пальцы. Вот почему он так терпеливо относился к ее нравоучениям и нежно любил ее.
Его дочери – это все, что он может предложить человечеству, будущему, его бесконечным возможностям, Богу и всему тому великому и неизъяснимому, что есть в Роду человеческом. Девочки как девочки, ничего особенного и выдающегося, они просто люди. И они, и их дети будут работать и любить, выйдут замуж или женятся, когда Танос Лиаракос и греки из бутербродной давным-давно превратятся в пыль. Поэтому он их очень любил.
Элизабет. Ах, милая Элизабет, с материнским сердцем, пустыми желаниями и страстями...
