— Ух ты! — сказал вагант. — А у барышни волосы не светлые ли?
— Ага, милок. Беленькие такие.
Толстяк крякнул и затопал к дому.
— Вач! — позвал Бреси, но хозяйка сказала:
— А и пусть идет, пусть. Все одно вам в дом заходить. Берите пожитки свои, если есть. Сейчас брат мой выйдет, лошадь распряжет.
Дук только успел взять котомку, как Вач вылетел из дверей и проревел:
— Где? Женщина, старик! Где?!
Все трое заспешили к нему.
Вач устремился было к дверям, что вели во вторую половину дома, но Бреси вцепился в его локоть.
— Друган, да погоди ты! Ты что делаешь? Ежели они спят — так и пусть себе спят. — Он заскользил подошвами по деревянному полу, пытаясь остановить толстяка. — Ты пойми, они же господа, богачи, не бродяги какие! Кабан, ты что, собираешься ночью к молодой барышне в комнату сунуться? Она ж тебя и не видела никогда. Спужается и прогонит, и в слуги к себе не возьмет...
Доводы эти дошли до рассудка Вача, уже когда он грудью распахнул дверь. Толстяк замер, приоткрыв рот, и на лице его отразилось мучительное раздумье.
— До утра надо подождать, — добавил вагант, пытаясь увести его обратно. — Теперь-то они от нас никуда не денутся. Утром встанут, и мы встанем, и я им все разобъясню.
Вач постоял, затем сказал:
— Утро?
— Ну да, ну да. Давай, пошли.
Из кухни появился хозяин, одетый, как и его сестра, в мешковатую одежу с длинными рукавами. На голове была шапка с меховыми отворотами, сейчас опущенными и завязанными двумя веревочками под подбородком — так что виднелся лишь овал морщинистого лица да нос-картошка. И еще — край раны на левой щеке.
— Иди лошадь распряги, — сказала ему женщина. — Видишь, сколько гостей у нас.
Когда хозяин вышел, она добавила, обращаясь к рассаживающимся за столом путникам:
— Он молчаливый у меня совсем. За день может и слова не сказать, только кивает или руками машет, не удивляйтеся.
— Рана на щеке у него, — подал голос Дук. — Что случилось-то?
Женщина расставила на столе тарелки, принесла чугунок с похлебкой, чашки и краюху хлеба.
— На сук напоролся в лесу, — пояснила она. — Коза у нас с привязи сорвалась, он за ей погнался да и... Сильно как — я думала, все, помрет мой брательник. А после лекарь как раз мимо проезжал, так сказал, что рану заматывать нельзя, чтоб, значит, ее свежий ветер овевал — тогда, мол, быстрее затянется.
Бард Бреси возразил, разламывая хлеб:
— Это вам глупый какой-то лекарь попался. Рану промыть надо да завязать. А если ее свежий ветер беспрерывно овевать будет, так она от того, наоборот, загноиться может. Вот еще, тетенька, вспомнил я. Вы мне потом кафтан не залатаете? Прореха там на спине.
