Хорошо помню, какими глазами, с каким лицом он смотрел на меня, когда я, глядя в упор, попросил его рассказать о гибели отца» Он думал, что я не знаю. Все вокруг были уверены, что отца убили уличные подонки. Про сто захотелось им немножко пострелять и пограбить прохожих. Я никому не верил. Отец воевал в Чечне, там его ни одна пуля-дура не брала. А тут какие-то местные ковбои в каком-то глухом закоулке. После похорон я нашел это место, долго ходил там, смотрел. Узкий переулок, полуснесенный старый дом, обшарпанные гаражи, толстые трубы вдоль дороги. Настоящие трущобы. Я не понимал, как отец попал сюда. За две недели до того он сказал, что уезжает на военные сборы. Допустить, что он обманул, я не мог. И все же… последнее наше прощание было не таким, как обычно. Крепче объятие, глубже взгляд…
Я бродил там слишком долго и сам не заметил, как переступил через невидимую линию. Почему и каким образом это произошло, я до сих пор не знаю. Наверное, эта война сама открывается тому, кто может увидеть ее и вместить в себя. Показывает свое настоящее лицо.
На земле, на каменном крошеве возле кирпичной развалины, бурели пятна крови. Рядом, в узком проходе между гаражами, в траве лежал покореженный ручной гранатомет. Еще не до конца понимая случившееся, я подумал, что не заметить его при осмотре места преступления — дело трудное. Но гильз под ногами теперь валялось столько, что никакой здравомыслящий опер не стал бы собирать их в качестве улик. Такое количество гильз оставляет только война,. И осколок крупного снаряда, и неразорвавшаяся граната, и оторванная взрывом человеческая рука. И полуснесенный дом, превратившийся в полуразбомбленный, выгоревший. И откуда-то еще доносятся автоматные очереди, хлопки разрывов. И сильный запах пепельной горечи, разогретого металла, черного дыма. Это длилось минут десять, потом меня вынесло обратно, из войны в мир. Точнее, иллюзию мира. Линия фронта отодвинулась. Но я узнал все, что хотел.
Под слоем мирной, или казавшейся мирной, жизни нарывом вспухала война Многие о ней как будто догадывались. Но немногие умели видеть, тем более верить в ее реальность. Был только один человек, который мог объяснить мне все. Когда я узнал, что он «в командировке», никаких сомнений не осталось. Они вместе ушли туда, только возвращались порознь. Вадим время от времени бывал у нас в доме, запирался с отцом в его кабинете, особенно часто в последние полгода. У них была какая-то тайна, это чувствовалось, Вадим работал в историческом журнале редактором. Отец познакомился с ним, когда печатал там свои статьи по военной истории и по нашей семейной, родовой. Но близко свело их что-то большее, чем история. Скорее настоящее, чем прошлое. А теперь это настоящее было передо мной в долгу за смерть Ольгерда.
