Небо истребителя | страница 28
Комдив поддержал мою идею:
— Попытка не пытка. Езжай завтра же. Расскажи о шторме. Поплачься. Нельзя же гвардейский полк оставлять без По-вторых…
Когда я вошел в купе поезда, там уже сидели трое: танкист — старший лейтенант, девушка-сержант и женщина с грудным ребенком. Я поздоровался. Военные встали, ответили по привычке четко. Я невольно улыбнулся:
— Чувствуется армейская закалка.
В это время кормящая мать вдруг заплакала. Я всегда болезненно переносил женские слезы и на секунду растерянно застыл. Потом опомнился, положил портфель и. сняв шинель, сел рядом с женщиной.
— Извините, уж не я ли в чем виноват?
— Нет-нет, что вы, — взяв себя в руки, но еще всхлипывая, она заговорила. — У меня муж тоже был майор. Служил топографом в Польше. В советских войсках. А в прошлом году пропал. Как сквозь землю провалился.
Установилась грустная тишина. Эта тишина, видимо, встревожила ребенка, и он, оторвавшись от груди, заплакал. Мы все вышли, чтобы не смущать мать. Поезд тронулся. В коридоре, глядя через окно на плывущие городские постройки, я задумался над сообщением женщины. Пропал муж. Сколько таких пропаж и убийств там, где побывали фашисты. В Западной Украине и Белоруссии, в Эстонии, Латвии и Литве.
— Товарищ майор, приглашаем на ужин, — прервал мои размышления голос девушки-сержанта. Столик был уже накрыт.
— Отметим возвращение на Родину, — сказала девушка. — Мы все из-за границы. Я и старший лейтенант из Германии. А вы?
— Я местный. Служу в Белоруссии.
— Какой вы счастливый! А я с сорок второго в армии. И все время мечтала о доме. — Девушка была бойкой и разговорчивой. — От радости, что еду к маме, в Москву, наверно, и в эту ночь не усну.
— Давайте сначала познакомимся.
— Ой, простите! Мне даже казалось, что мы уже давным-давно знакомы, — и протянула мне руку. — Рябцева Зоя.
Во время ужина я обратил внимание, что Зоя неестественно низко наклонила голову, а на солдатскую юбку текут слезы. «Что за плаксивая компания попалась? — подумал я. — И эта разбитная на вид девушка-сержант раскисла». Мысленно я осудил Зою и хотел было ей сказать что-то успокаивающее, но сдержался: может, личную трагедию вспомнила. Заговорил шутливо и бодро:
— Товарищ Зоечка, слезы только омрачают радость нашей душевной компании.
Сержант порывисто встала, оправила гимнастерку. Нежное, приятно-улыбчивое лицо стало строгим. Уже не так бойко, как прежде, она заговорила:
— Слушаюсь, товарищ майор. Не выдержала. У меня ведь был жених. Он, как и вы, летчик, Герой Советского Союза. Его сбили над этой проклятой Германией. А под Москвой в сорок первом погибли отец и брат.