— Значит, ночью летали на По-втором?
— Так точно.
— Страшно было?
— Сразу и не сообразил, что происходит. А когда приземлился, понял, что повезло, отделался только легким испугом.
— Почему у вашего самолета оказался только один штопор? — поинтересовался комдив.
— Я самолет принял вчера утром. Во время полетов успел врыть один мертвяк.
— Вы его установили по своей инициативе или по приказу?
Иващенко насторожился, поняв, что комдив задает вопрос неспроста.
— Никто мне не приказывал, — и, как бы оправдываясь, пояснил: — Я считал, что мертвяк надежнее, чем штопор. Если бы успел врыть второй, с самолетом ничего бы не случилось.
Когда Иващенко ушел, Голубов спросил:
— А почему люди по тревоге из казармы явились неорганизованно?
— Я поручил разобраться в этом начальнику штаба.
В это время к нам подошел Никитин и с возмущением доложил, что старший инженер полка прибыл в казарму с опозданием, хотя за ним была послана машина. И в казарме действовал нерешительно, приказал по мере готовности каждому самостоятельно бежать на аэродром.
— Все ясно. Халатность инженера Спиридонова и его демобилизационное настроение обошлись дорого. — Комдив взглянул на меня: — Как думаете, не стоит ли поддержать его просьбу об увольнении из армии?
— Стоит.
— Тогда прошу написать представление, — Голубов повернулся к начальнику штаба полка: — А как вы, Виктор Семенович, думаете?
— Правильно, — ответил Никитин.
— Мне на днях доложили, что и у Елизарова появилось демобилизационное настроение. Странное явление, — в задумчивости заговорил Голубов. — На войне он не жалел себя, несколько раз ранен. Звание Героя ему присвоили. Увольнять такого мастера воздушного боя… — Голубов подумал, потом решительно заявил: — Была бы моя воля, издал бы специальный приказ о том, что Героев Советского Союза из армии увольнять нельзя. Если он теоретически слабо подготовлен — научить, больных — вылечить, не желающих служить — заставить. — И полковник предложил мне: — Поговори с Елизаровым, ведь он коммунист. Ему еще только двадцать два, летать да летать.
— Он поет хорошо, — заметил Никитин.
— Пусть свои способности проявляет в самодеятельности. Раздвоенности летное дело не терпит. Голубов снова взглянул на разбитые самолеты и не то вопросительно, не то сочувственно сказал: — Как теперь без По-вторых работать будете? Даже на полигон или на совещание в армию слетать не на чем.
Мне пришла вдруг идея использовать свои связи. Я ведь целый год работал в Москве, знал начальника управления формирования и комплектования генерала Волкова, через него я получил По-2 и на нем прилетел в полк из Москвы. Почему бы снова не обратиться к нему?
