— Это ка-ак понимать?! — прорычал свирепый мужской голос.- Это как понимать-мать-мать-мать…
— Невиноватая я, — томно отозвалась Люська. — Он сам пришел!
Дальше уже ничего не было слышно, кроме сплошных вздохов и восклицаний, перемежаемых сочными шлепками.
Шлоссер посмотрел на Антуана. Бедный кот сидел на земле и с грустью рассматривал оттоптанный хвост.
— Ладно, — сказал Евстигнеев, — на сегодня достаточно. Не пора ли спать?
— Пожалуй! — чуть подумав, согласился Шлоссер. — Суетливый выдался день!..
Эдик мчался, ориентируясь в запутанных переулках не только страхом, но и стойким запахом селедочных голов.
— «Динамо» бежит? — спросил его чей-то знакомый голос.
Эдик обернулся и увидел проклятущих домовых.
— Бежит! — выпалил он, ускоряя темп, но домовые не отставали.
— Ты не забыл?
— Не забыл! — крикнул. Эдик, с трудом шевеля языком.
— Сто тонн баксов! Сроку три дня! Иначе — проценты!
— Ух-ух! Пых-пых! Уф-уф! — только и мог сказать Эдик.
— Эх, поднажми! — крикнул Шмыга.
— Темп! Темп! — посоветовал Барыга, заходя справа. — Браток, ты не укладываешься в график!
Из последних сил, пыхтя как паровоз, Эдик взвинтил темп и через минуту свалился без чувств возле Маланьиной калитки.
Очнулся он от оглушительного петушиного крика. Солнце еще не взошло, но было светло. Эдик сидел, прислонившись спиной к поленнице.
— Ку-ка-ре-ку! — снова взревел над самым его ухом петух.
Что-то больно треснуло Эдика по ушам и тем самым окончательно привело в чувство. Эдик встал и, чувствуя на голове непривычную тяжесть, поежился. Он хотел было провести рукой по затылку, но передумал, потому что как раз в это время держался за колья забора.
— Это я-а! — пропищал он совсем тихим голосом, уже ни на что не надеясь. Тем не менее дверь открылась, и на пороге появилась Маланья. В руках у нее была бадья с помоями. Острый селедочный дух вошел в Эдика, отнимая последние остатки здравого смысла.
— А!.. Нашлялся? — удовлетворенно произнесла бабка. — Нечего сказать, хорош! И где тебя только носило? С чертями небось в обнимку катался? А петуха-то зачем себе на башку посадил?
— Что? — переспросил Эдик. — Какого петуха?
— Моего, какого ж еще?
— Так это… разве он у меня?..
Эдик осторожно поднес руку к голове, и его пальцы уткнулись в пушистые перья.
— Так вот отчего башке-то тяжело! — догадался он, — А я думал, от усталости!
— Сейчас сыму! — Бабка осторожно взяла обнаглевшую птицу и пересадила на поленницу. — Он завсегда тут сидит, сторожит, чтобы в случае чего… Ясно?
