– Великий хан, сохрани дерзкому гяуру жизнь. Мечеть стоит этого. Ее величие донесет твое имя до потомков…
Хан поднял руку, останавливая нукера, уже занесшего над головой Коломона кривую саблю.
– В твоих глазах, ромей, я впервые увидел страх. И это хорошо… Я дарю тебе жизнь. Всыпать ему сто плетей.
Берке отвернулся и пошел прочь. Он не видел, как посветлело лицо мастера и вздох облегчения вырвался из его груди. Хан шел и думал, что ромей, наверное, потерял разум. Ведь смерть действительно была бы для него избавлением от рабства. Он христианин, так почему же последние его слова были о мечети? Мне она нужна, чтобы укрепить дух мусульман, прославить свое имя. Ромей же прекрасно знает, что я не прощу его дерзости и как только мечеть будет закончена, его все равно ждет смерть. Хан не понял мастера. Откуда было знать ему, взращенному в дикой степи, где даже воздух был напоен запахом крови и жаждой разрушения, что есть на свете другие люди, душа которых может расцвести чудесным цветком, даже если тело стонет от боли. Ему незнакомо было состояние упоения, когда у человека появляется большая цель и он получает возможность творить, созидать…
Низко кланяясь хану, торопливо приблизился Салимгирей.
– Великий хан, – сказал он шепотом, не поднимая на Берке глаза, – Баракши-хатун с десятью нукерами-женщинами перешла Кумбель.
Хан вскинул голову. Он все еще был во власти дум о ромее. И хотя Берке без труда понял, куда направилась Баракши-хатун, он с надеждой спросил:
– Возможно, она выехала на прогулку?
Салимгирей склонился еще ниже.
– Мои люди думали так же, пока ее отряд не начал спускаться с перевала. Женщины вооружены и, наверное, держат путь в Иран, к хану Кулагу.
Баракши-хатун была вдовою Бату, матерью последних ханов Золотой Орды – Сартака и Улакши, татаркой из рода алшин и исповедовала христианство. Тихая, почти незаметная для других, но яростная вражда шла между нею и Берке. Разделяла их вера, но еще больше – борьба за власть.
После смерти Сартака по воле монгольского великого хана в Каракоруме ханом Золотой Орды стал Улакши. Ему не было еще и семнадцати лет, а поэтому, учитывая светлый ум и умение смотреть вперед, регентшей назначили Баракши-хатун.
Но когда молодой хан неожиданно умер и Берке наконец добился того, что его подняли на белой кошме, Баракши-хатун поняла – дела ее плохи. Отлично зная характер Берке, ханша ждала смерти в любую минуту, понимая, что пощады ей не будет. Монголы не прощали обид, не терпели соперников. Не однажды пожалела она, что не уговорила в свое время Бату-хана умертвить Берке. Желание отомстить за сыновей, вернуть власть над Золотой Ордой требовало действия.
