Дед был босой, в расстёгнутой рубашке. Он сильно похудел, ссутулился. Последнее время дед почти ничего не ел.
— Разберётся… Сильно самостоятельным стал. — Помахивая ремнём, отец вышел.
Дедушка ушёл в свою комнату и снова лёг в постель.
Виталька сел у окна и уставился на улицу. Была середина августа, скоро в школу. Листва на деревьях заметно пожухла и поблекла. Уже паучки отправлялись в полет на своих светлых паутинках. Они забирались куда-нибудь повыше, выпускали по ветру длинную сверкающую нить и уносились в синеву. Улететь бы вот так же, легко и бездумно, ни о чём не сожалея и ничего не ища. И просто лететь. Лететь в синеве…
— Что у тебя с рукой, Виталик? — донесся до него испуганный голос матери.
— Ты уже пришла, мама, — не оборачиваясь, отозвался Виталька. — Что так рано сегодня?
— Ну где же рано? Время уже. Так что же ты сделал с рукой?
— Да так, ушиб.
— Ушиб?
Мать подошла ближе, взяла его руку. И сразу всё поняла.
Она быстро отпустила Виталькину руку и больше ни о чём не спрашивала.
До позднего вечера Виталька читал Брэма. Потом до него донёсся голос отца:
— Хватит свет жечь.
Виталька сразу же погасил свет, разделся в темноте и лёг в постель. Кровать давно уже стала ему коротковата. Но сегодня не было никакого желания вытянуться. Он поджал ноги и долго лежал с открытыми глазами.
Он слышал, что все уснули, но сам заснуть не мог. Память стремительно выносила какие-то беспорядочные события. В лаборатории кто-то кричал: «Виталик, миленький, вымой, пожалуйста, колбочки!» И у Витальки торопливее стучало сердце. Ведь он не пошёл сегодня в лабораторию. Можно ли всё успеть? Виталька видел сны только тогда, когда плохо спал. Он закрыл глаза. Сон его был похож на пробуждение: медленно и величаво всходило над снежными горами солнце, свет пробивался в тёмную синеву лесов, достигал мхов и корней. Потом он увидел Анжелику. Встав на цыпочки, она тянула тонкие руки к отцовской гитаре…
И Виталька заплакал. Его разбудила давящая боль в сердце, он показался себе совсем беззащитным. Он изо всех сил прижимал к лицу подушку, чтобы никто не услышал его всхлипываний.
Его волос коснулась большая жёсткая рука.
«Дедушка», — сразу понял Виталька.
Дед присел на краешек кровати и стал гладить голову Витальки, мокрые щёки, голые плечи.
И Виталька обхватил руками шею деда, уткнулся лицом в его бороду.
Дед ничего не говорил, не утешал и не успокаивал Витальку.
Виталька не помнил, как уснул. Утром его разбудило солнце. Оно осветило всю комнату, обратило в радугу грань зеркала. Но уже не было привычной яркой радости пробуждения.
