— Нет, не нужно.
Мондрагон… Она едва удержалась, чтобы не выговорить это имя.
— Хочешь, чтобы я помогла? — Дура! — Может, мне спрятать тебя на время? — Она вдруг почувствовала надежду на это и ухватилась за этот шанс — так же, как шла на риск с этими сваями, потому что знала эти лабиринты, потому что знала путь сквозь них и потому что была мастером по выживанию и иногда шла на риск просто потому, что это было модно, делало жизнь такой, чтобы интересно было жить. И Мондрагон был таким же риском. — Я могу. Это совсем нетрудно.
Он стоял с выражением на лице, которое выдавало, что он пытался пойти на ее предложение. С выражением в глазах, которое выдавало, что и он размышлял об этом.
— Нет, — сказал он потом. — Нет, лучше не надо,
— Ты что, дурак?
— Нет.
— У тебя уже есть шишка на голове. Неужели ты собрался вернуться туда, где тебя однажды уже сумели ударить по ней? В следующий раз тебе проломят череп! В следующий раз меня, возможно, не окажется там, чтобы вытащить тебя из воды.
— Эй, а ты не хочешь провести со мной еще одну ночь рядом с сумасшедшими?
Ее выражение его устами; это тоже было ловко. Она непроизвольно улыбнулась.
— Неплохо. В самую точку.
— Джонс… — Они снова выехали на свет, и он прищурился. — Джоне… спасибо тебе.
Они добрались до устья, где над ними высоко возвышалась дамба, а слева лежали склады Рамсейхида. Голые ступни Альтаир касались палубы короткими, быстрыми шагами, когда она встала в позицию для поворота, погрузила шест в воду с нужной стороны и энергично повернула лодку к устью. Теперь будет работка потруднее; устье всегда было сложной частью пути, так как часть канализационных вод вызывала здесь течения. Она слышала «спасибо» Мондрагона, но ей некогда было отдаваться, времени хватало только чтобы заботиться о лодке, только подумать об этом быстром и суровом ритме ее жизни, которая была до него и останется после. А возможно, и не было таких слов, которые бы стоили того, чтобы произнести их здесь.
Может быть, что-нибудь глупое, вроде: «Ты вернешься?»
Он опять окажется в канале; или снимет лохмотья канальщика, оденется в бархат и шелк жителя Верхнего города и будет шагать по высоким мостам, проявляя к лодкам, которые плавают внизу, не больше интереса, чем к насекомым или диким кошкам, которые ведут свои войны в стоках и внутренностях Меровингена. Бархат и шелк. Его спина задумана не для жестких досок и грязной палубы. Принадлежал ли он к одному полусветскому сорту жителей Верхнего города, или к другому, у него не было ничего общего с ней, Альтаир.
