— Твой ночной спектакль перешел все границы. Шестнадцатилетние девочки не привлекали меня с двенадцати лет.
Она пожала плечами и выдохнула дым.
— Это внесло какое-то разнообразие, ничего больше. Не такое уж и разнообразие, подумал он; все сексуальные фантазии Вэлери имели одну тенденцию. Она потерла бедро и поморщилась.
— Тебе не следовало лупить меня так сильно.
— Любимая, я сдерживался как мог.
Она долго смотрела на него, словно прикидывая, ударить его или обождать, и, по-видимому, решила обождать, потому что направилась к маленькому кухонному столику, перелистывая свой табель-календарь.
— Еще несколько недель я более или менее свободна. Какие у тебя планы на уик-энд?
— Я буду в Мидоулендзе. Мы играем с «Ракетами». Он отошел от холодильника и взял из фруктовой вазы банан.
Она потушила сигарету, надела очки.
— Как насчет четверга?
— Собрание. Хотя в пятницу я свободен.
— В пятницу город встречает вице-президента. И предстоит еще один прием.
— Тогда в среду вечером… приблизительно после полуночи.
— Похоже, получится. Хотя… — Она захлопнула блокнот. — У меня начнутся месячные.
Сняв очки, она потерла переносицу, прикурила еще одну сигарету и с деланной оживленностью произнесла:
— Мы что-нибудь придумаем. У нас уже это бывало.
— Мы в разводе почти год, Вэл. Тебе не кажется, что надо бы положить этому конец?
— Пока не вижу нужды. Подождем, пока один из нас не заведет нового партнера.
— Или пока мы не убьем друг друга, что случится гораздо раньше.
Она пропустила его колкость мимо ушей.
— Я просто не представляю, как с этим справиться. Меня привлекают грубые, мощные мужчины. Такие, как ты, Дэн. И таких мало.
Он бросил кожуру банана в раковину.
— К тому же мы оба достаточно брезгливы, чтобы играть в сексуальную рулетку, — сказала она. — Партнеры с улицы нас не устроят.
— И ты сходишь с ума по моему малышу?
Дэн прекрасно знал, что у Вэл напрочь отсутствует чувство юмора. Его саркастическое замечание взорвало ее. Ее ноздри расширились от негодования. Он понял, что Вэлери завелась. Она тут же обвинила его в бесчувственности, плюс в непорядочном поведении, а также и в том, что ему ни до чего нет дела, что в его душе нет ничего, кроме желания загребать призы и награды. Поскольку она была во многом права, он отключился и молча расправлялся с бананом. Он понимал, что ее проблемы гораздо круче его проблем и, пожалуй, жалость к ней была единственной причиной, по которой он пошел на это тяготящее его соглашение. Как к женщине, входящей в палату представителей конгресса, к ней предъявляли более жесткие моральные мерки, чем к ее коллегам-мужчинам. Избиратели могли бы простить некоторые грешки своим конгрессменам, но они никогда бы не простили их Вэл. Кроме того, она была одним из немногих честных законодателей в Вашингтоне, и он считал помощь ей чуть ли не своим патриотическим долгом.
