Мы, конечно, зауважали его за такую самоотверженность, но предложение отклонили. Установили в лаборатории рулевую конструкцию ЗАЗ-966 и стали готовить манекен. А надо сказать, что эта конструкция на практике успела показать себя сравнительно безопасной. Мы были уверены, что приборы покажут скромную силу удара – во всяком случае, не четырехзначную. Сбросили манекен – и что же? 1150 килограмм!
Пришлось нам кое-что переделать, чтобы ослабить удар, но речь сейчас не об этом. Мы убедились тогда, что ничего не смыслим в анатомии и физиологии. Движущийся автомобиль – это не просто конструкция, это система «человек—машина». В институте нам объяснили устройство механизмов, а надо знать еще и как люди устроены...»
Многим кажется, что профессия автомобильного конструктора чисто мужская. Я тоже так считал, пока сам не увидел: в конструкторском зале женщин добрая треть.
– Ну, как они, справляются? – спросил я Гену. Он пожал плечами:
– Разве пол так уж важен? Среди мужчин-конструкторов есть болтуны и добросовестные толковые люди. То же и среди женщин.
– Но ведь конструктор должен сам водить автомобиль!..
– Ну и что? Воздушная акробатика в цирке доступна женщинам?
– Вполне.
– Львов и тигров они укрощают?
– Укрощают.
– Так почему ты считаешь, что им не дано нормально управлять автомобилем?
Возразить было нечего.
– Если конструктор садится за руль экспериментальной машины,– продолжал Гена,– это идет на пользу ему и ей. Когда-то можно было взять автомобиль на выходные, поездить, прочувствовать, как ведет себя узел, который спроектировал ты сам. Потом эту практику отменили: дескать, зачем кататься, если всю информацию можете получить у водителей-испытателей? Но для них мой узел рядовой среди многих, а мне он как дитя родное. Уж я бы заметил в его поведении что-нибудь этакое, чего и сам Кошкин не заметит!..
Слова Гены были для меня откровением. Я не сомневался, что любой автоконструктор не только может, но и обязан ездить за рулем. Как же иначе требовать, чтобы не копировал чужие находки, а изобретал свое? Изобретатели всех времен сами испытывали свои творения, если только здоровье позволяло.
Мне вспомнился Степан Осипович Макаров, создавший первый в мире ледокол. Хотел бы я видеть лицо адмирала, если бы ему сказали: «Пусть „Ермак“ плывет в Арктику без вас,– вам потом все расскажут!»
Лично участвовать в испытаниях велел и неписаный кодекс чести. Когда открывали для движения новый мост, автор проекта по традиции становился под ним. Изобретатель стальной брони сидел за ней на полигоне и пил чай, в то время как с другой стороны в броню стреляли из пушек... Можно назвать это ненужной бравадой, но традиция, думается, была правильная: инженер демонстрировал неравнодушие к своему детищу, связь его и своей судьбы.
