Пушкин был не просто великий русский национальный поэт. Он одним из первых прикоснулся к «току истории» и погиб. Погиб, а не «принял смерть ради сохранения некой тайны», как хотят нас уверить некоторые современные пушкинисты [41]. Пушкина уничтожили его идеологические противники за то, что он постоянно срывал покровы со всех и всяческих тайн.
Поначалу они считали, что он делает это по недомыслию, свойственному ребячеству гения, и пытались его приручить, вовлекая в масонские ложи. Но чем старше он становился, тем опаснее и острее становилось оружие гения. Он стал страшен своим ведовством и они убили его. Но за ним встали другие: Лермонтов, Тютчев, Достоевский, Есенин…
Русская земля богата «ведающими». Охранители же изоляции — «вольные каменщики» — и по сей день зорко следят, чтобы «ток истории» безпрерывно крутил их «главный двигатель прогресса» — деньги, эту «отчуждённую сущность труда и бытия человечества». К Пушкину у них особый счёт. Ведь он при жизни смело оголял «провода истории» и вот уже более полутора столетий им приходится много трудиться, заделывая изоляцию на этих проводах. Несть числа «торгующим электрикам» в храме Пушкина. Это о них В.Пикуль верно заметил в своём письме А.Гулыге:
«История в нашей стране вообще разработана безобразно плохо, мы мало что знаем (да и знать не желаем) — от этого здесь открытый простор для всяческого разбоя — и тактического, и стратегического. Главные разбойники устроили себе „малину“ в Пушкинском доме, где громко чавкая, они жуют новиковых-радищевых, со смаком высасывая мозги из костей Пушкина и Льва Толстого, уже отполированные ими до нестерпимого блеска» [42].
Хотелось бы только к этому добавить, что, не чувствуя и не понимая русского языка, все эти гоцы, абрамовичи, эйдельманы, альшицы, лотманы, городины на «пиджин-русиш» разтолковывают русскому народу русского поэта и его эпоху. Желая «защитить» поэта от своего народа, Л.Васильева с неподдельным пафосом в вышеупомянутой статье «биография чуда» возклицает: «Встань он сегодня, кого бы пришлось вызывать ему на дуэль, дабы защитить своё доброе имя от посягательств».
А действительно, кого?
Радуясь, что не нашлись «утерянные» дневники поэта, автор статьи с облегчением извещает читателя: «Хорошо, что нет дневника. Не будет шума вокруг того, что поэт доверил бумаге».
Можно легко просчитать, где эти бумаги, если весь архив поэта после его смерти оказался в руках главы Третьего отделения, шефа жандармов, масона Бенкендорфа.
