У самой реки я оставил протоптанную дорожку и пошел по узкой просеке между деревьями и, наконец, сел на ствол упавшего дерева. Раздавалось жужжание насекомых; птицы с ярким оперением мелькали в тени деревьев; солнце медленно спускалось, и в лесу становилось все мрачнее; сонное спокойствие господствовало повсюду.
Через некоторое время я услыхал голоса, затем увидел на дорожке Марию де ла Коста и Роже де Меррилака. Они говорили тихо, так что слов я не мог разобрать; но глаза девушки сверкали гневом, а лицо де Меррилака потемнело от ярости. Из всего этого я заключил с радостью, что его ухаживания пользуются не большим успехом, чем мои.
Не успели они скрыться, как раздался слабый крик. Я вскочил и быстро побежал в том направлении. Выскочив из чащи на открытое место, я увидел Марию, боровшуюся с де Меррилаком. Он держал ее тонкие руки, и хотя она с большими усилиями вырывалась от него, но все же она была беспомощна в его сильных объятиях. Лицо ее выражало испуг, но, увидев меня, она быстро успокоилась.
Де Меррилак заговорил громко:
— Вы должны выйти за меня замуж возможно скорее! Я устал от ваших колебаний. Я имею согласие вашего отца и согласие вашего дяди, главы вашего рода.
— Я никогда не выйду за вас, Роже де Меррилак! — закричала она, стараясь освободить свои руки. — Я ненавижу вас! Ненавижу!
— Уберите ваши руки, негодяй! — сказал я внешне совершенно спокойным тоном, внутри же во мне кипело негодование.
Он так быстро выпустил ее руки, что она чуть не упала, и повернулся ко мне.
— Кто назначил вас ее защитником, гасконский прощелыга? — воскликнул он, обнажая шпагу. — Я вас научу хорошим манерам!
— Вы дурак, мсье, — ответил я ему спокойно. — В моей семье никто не дрался в присутствии дам. Это дело мы уладим другим путем.
— Вы правы, — ответил он, сдерживая свое бешенство. — Я буду иметь удовольствие прислать вам своего друга сегодня вечером.
Я поклонился, а он, повернувшись, быстро направился к форту.
Я подошел к Марии. В ее глазах снова появился страх.
— Блэз… мсье де Брео… вы не должны драться с ним! — воскликнула она умоляющим голосом. — Он…
Я подумал, что она заботится о нем — о моем враге, что она боится за его жизнь, и мне стало тяжело на душе. Я холодно ответил ей:
— Не бойтесь за вашего возлюбленного, мадемуазель.
Я не убью его, а только научу хорошим манерам. Он сильно в этом нуждается, в чем вы сами успели
убедиться.
Она хотела еще что-то сказать, но удержалась и молча направилась к форту, и только у дверей своего дома она нарушила молчание:
