Весну сменило раннее лето, и мы снова стали ожидать Жана Рибо. Запасы в форте опять были на исходе, и обитатели его стали роптать, приписывая все неудачи Лодоньеру за его неуважение к вере, так как он не соблюдал воскресений и не обращал внимания на упреки благочестивых людей. Лодоньер же всю свою энергию направил на кропотливую работу по очистке земли и возведению стен крепости — работу, которая действительно могла привести в отчаяние.
Неудовольствие все росло. Два судна все еще находились на реке, готовые отправиться во Францию. Многие были разочарованы и сердито говорили о том, что были обмануты прекрасными словами и ложными обещаниями.
«Где та страна, где текут молоко и мед? — спрашивали они. — Где Жан Рибо с его припасами? Только сумасшедшие могут жить в такой стране, где нельзя добыть не только золота, но даже и съестных припасов!»
Вскоре все эти неудовольствия вылились в открытое возмущение, и над нами разразилось несчастье. Несколько матросов и молодых людей захватили самое большое судно в гавани, бесцеремонно выбросили за борт стражу и на рассвете пустились в море. Выброшенные солдаты направились вплавь к берегу и, задыхавшиеся, изнуренные, к восходу солнца появились в форте. Они рассказали, что захватившие судно под предводительством Жонвиля, страстного искателя приключений, решили сделаться пиратами и грабить среди островов испанские суда с золотом.
Теперь колония очутилась действительно в очень печальном положении. Припасов с каждым днем становилось все меньше и меньше, а отступление уже стало -невозможным. Оставшиеся небольшие суда были не в состоянии забрать всех колонистов, чтобы возвратиться во Францию, и, кроме того, они требовали большого ремонта, прежде чем пуститься в море. И вот, одни прилагали все усилия, чтобы добиться хоть небольшой жатвы, другие со страхом устремляли взоры вдоль морского пространства, в надежде увидеть желанные паруса Жана Рибо. Но дни шли за днями, море оставалось пустынным, и лица колонистов становились все более мрачными.
Между нами был единственный человек, который верил в будущее, — де ла Коста. Он все еще говорил всем, кто только хотел его слушать, о своих планах и схемах, но таких становилось все меньше и меньше — никто не имел желания выслушивать похвалы стране, которая приняла их так негостеприимно. Как обыкновенно бывает, они обвиняли всех и вся, но не самих себя.
Однажды после полудня я бродил у реки вдали от форта: мне надоели все эти мрачные лица с их бесконечными жалобами.
