И тем не менее перемена была. Ты не мог бы определить ее словами и не понимал ее смысла, только испытывал смутное ощущение завершения судьбы. Ушла надежда, а с ней и ирония. «Вот я пришел со своей сиятельной принцессой», — бывало, говорил ты себе, открыв дверь и пропуская вперед Миллисент в маленький ресторанчик на Бродвее, где вы обычно обедали. Это прошло — мрачная, но внезапная искра юмора была заменена чем-то, может, и не таким мрачным, но бесконечно более глубоким. Эта шутка была слишком старой. Однажды ты попытался сам себя уговорить на ироническое восприятие каприза судьбы; теперь смирение само тупо овладело тобой, но спасительная ирония исчезла. Только четыре вечера назад, в том же ресторане ты сидел и наблюдал, как она методично ломает хлеб на крошечные кусочки и бросает их в суп. И когда она сказала: «Я думаю, хлеб очень вкусен в супе», в тебе ничто не улыбнулось, не дернулось, вообще никакой реакции; это часто повторяющееся заявление, как и все остальное, казалось, потеряло даже банальность.
Еще одна зима; через месяц снова наступит Рождество. Тебе стоит купить ей еще одну шубку и подарить утром в Рождество. Эрма говорит, что ты чертовски плохо выглядишь и что у тебя нрав как у верблюда, на котором она в тот раз каталась в Хардайе. Она говорит, что тебе нужно на год уехать за границу. Почему бы и нет?
Дик тоже два-три раза заговаривал об этом, хотя, кажется, его это смущает, то есть ты впервые видел его таким.
Уж не пытается ли он убрать тебя? Вряд ли, это не в его стиле. Тебе стоит прямо спросить его об этом, тогда ты будешь знать. Ты мог бы спросить его сегодня утром, когда он зашел к тебе в кабинет, казалось сам не зная зачем. Он сказал что-то насчет здравомыслия Джейн, но это тебе ни о чем не говорит.
Даже если они не знают, даже если она сказала тебе тогда всю правду, какое им до этого дело? Джейн с ее вечно важным видом человека, который видит вещи, которые ты не можешь увидеть! О, она знает, что для тебя хорошо! Конечно, она знает все, так же как и тридцать лет назад — даже больше, — когда ты упал и пытался не плакать и у нее было такое выражение на лице.
О, оно было достаточно добрым. Как она была добра, как добра и понятлива, тогда как твоя мать стояла рядом с идиотской, бессмысленной улыбкой…
Если не у Дика, почему бы тебе не спросить у Джейн?
Неужели это так важно? Но тебе нужно знать, знают ли они. Ты не собираешься и дальше, как жалкий идиот, терпеть, чтобы они обсуждали все это за твоей спиной, пытаясь решить, что им с тобой делать…
