— Да, Ворон, вот кто — то свинью — то тебе подложил, — лицемерно посочувствовала я.
— Маша, я тут подумал и решил что мне твоя помощь нужна, — вдруг жарко заговорил Ворон. — Ты же все можешь, все умеешь, посмотри мне по своим картам, где эти чертовы деньги лежат! Озолочу, с ног до головы озолочу!
Я посмотрела на него как на придурка.
— Не рассчитывай на меня!
— Час назад предлагала свою помощь! — упорствовал он. — Что изменилось за это время?
— Ворон, — снисходительно посмотрела я на него, — да если б я знала где они лежат, я б и без тебя озолотилась.
Я ничем не рисковала, выдавая свой план. То, как я легкомысленно произнесла эти слова — гарантировало, что всерьез их никто не воспримет. Однако Ворон остро взглянул на меня и покачал головой:
— Даже не думай об этом. Эти деньги надо отдать, собственная жизнь гораздо дороже двух миллионов. Ты не успела бы их даже начать тратить.
— Глупо, — фыркнула я. — Кто б узнал — то, что они у меня?
— Опомнись, Маш. Твоя жизнь и твой куций умишко — против матерых братков, прошедших огонь и воду. Даже не думай о том чтобы их присвоить, ты еще молода, жить да жить. А если поможешь мне — двести тысяч твои.
— Звучит роскошно, — бесстыдно соврала я. Нашел дуру — два миллиона променять на двести тысяч. А вот «умишко» — я тебе еще припомню, тоже мне, Нобелевский лауреат.
— Вечером встретимся? — сразу ухватился он.
— Зачем? — удивилась я.
— Обсудим ситуацию, наметим план, как действовать.
— Я не уверена что буду свободна, — протянула я. — Позвоню тебе, котик.
Зубы Ворона явственно скрипнули. Вероятно, это аллергия на «котик», но ответить он не успел.
В приемной раздались голоса, возмущенно взвыла Никитична, в ответ ей раздался трехэтажный мат. Дослушивать я не стала. Быстрей молнии я вскочила и ринулась к неприметной дверке напротив. Моя легендарная интуиция часто действовала впереди моего куцего, отравленного «Космополитеном», «Менс хелсом» и сладковатым запахом диоровской «Дольче виты» умишка. И вовремя.
— Что, браток, за бабой прячешься? — раздался голос, который иначе как гнусным я назвать не могу. Сразу было понятно что у его обладателя землистый цвет лица, прокуренные щербатые зубы и повадки орангутанга.
— Проходи, Зырян, садись, — спокойно пригласил его Ворон. — Сейчас нам секретарша моя перед уходом коньячку поднесет.
— Ушла уже твоя секретарша — захихикал еще один не менее гнусный голос.
Так… Все ясно… Когда орлы разговаривают, курицы молчат и быстренько отползают в сторону. Я огляделась в поисках путей отползания.
