Помело для лысой красавицы - Мария Стрельцова

Серым декабрьским утром я вышла из здания аэропорта и обозрела родные просторы. Просторы были так себе — в застывших кляксах луж и отвратительного грязного полурастаявшего снега, зима на родине явно была теплой. Нависшее небо с тяжелыми депрессивными облаками дополняло милую картину. Я получше натянула вязаную шапочку на мигом озябнувшие уши и тут ко мне подскочил первый таксист:

— Девушка, доставим быстро, по минимальным расценкам.

Врал, конечно. Мне это будет стоить раза в три больше аналогичной по протяженности поездки в городе.

Я не успела ничего сказать, как подлетел второй, третий.

— Успокойтесь, — махнула я рукой, — у меня денег нет даже на минимальные расценки.

Таксистов как ветром снесло.

Я им наврала — денег у меня было много. Даже после оплаты безумных счетов из дорогущей клиники Женолье, что на полпути между Женевой и Лозанной. На всю жизнь хватит. А если жизнь измеряется месяцем — то и подавно.

Беззаботно рассматривая толпившийся вокруг народ, я не торопясь пошла к автобусной остановке. Еще в Швейцарии меня снедала тоска по своей глючной, чумазенькой России. И я страстно мечтала проехаться на нашем обычной городском автобусе и пообедать в обычной советской столовке, которые еще сохранились при фабриках и заводах — где делают котлетки из обрезков мяса пополам с туалетной бумажкой, с картофельным пюре и кусочком холестеринового масла. В общем, меня мучила ностальгия.

Автобуса пришлось ждать полчаса. За это время я каким — то отрешенным взглядом сканировала и подвергала анализу окружающую среду. Я собирала в базу данных все — запахи, эмоции, поступки людей. Мне было безумно странно — пройдет месяц, и меня не будет. А все что вокруг — останется без изменений. Впрочем — какой месяц? Доктор Энглман, седенький старичок, гений онкологии, отпустил меня наконец — то обратно в Россию — умирать, сказал что такой случай в его практике впервые — мой рак совершенно не реагировал на лечение. И Энглман пообещал мне тот месяц пять дней назад. Соответственно — через двадцать пять дней — я умру.

«Маня! — наконец осадила я себя. — Ты, блин, собралась помирать, так хоть помри весело, что теперь, плакать, что ли?»

Это как ни странно помогло.

Я взбодрилась, сбегала рысцой опять в здание аэропорта, купила четыре хот-дога, пепси — лайт и позавтракала — в первый раз за несколько дней. Высокодозированная химиотерапия напару со страшной вещью с умным названием аутогенная реинфузия клеток крови, которыми меня пичкал Энглман совершенно расстроили мой организм. Я то сметала тройной обед и чувствовала себя голодной, то забывала о еде на несколько дней. Сегодня, видимо был день обжорства. Организм слопал все с удовольствием и попросил добавки. Я залезла в кошелек, задумчиво посмотрела на пару кредиток и последнюю десятку, оставленную на автобус, после чего тяжко вздохнула. Банкоматов поблизости не наблюдалось.