Пока в правительстве шли пронизанные ханжеством дискуссии, жизнь стремительно покидала Джоша. Однажды вечером я осмотрел мальчика, и мне стало ясно, что следующим документом в этой нескончаемой переписке с инстанциями станет свидетельство о его смерти.
Я не был лично знаком с председателем комитета доктором Стивеном Грэбинером, но решился позвонить ему и поставить вопрос ребром:
— Вы что, доктор Грэбинер, хотите, чтобы я зачитал разрешение от ФДА на его похоронах? Давайте говорить серьезно. Это я рискую, а не вы.
Вообще-то, больше всех рисковал сам Джош, но в такого рода баталиях пациент часто бывает отодвинут куда-то на второй план.
На том конце провода что-то, кажется, произошло. Отчаянный призыв сердца дошел до разума, а тот родил волю.
— Я понял, доктор Хиллер. Постараюсь в выходные созвать комитет.
Странно, но самые значительные события чаще всего остаются у нас в памяти какими-то ничтожными деталями. Было около трех часов ночи. Четверг, 14 мая 1991 года. Мы сидели в лаборатории и готовились снять пробу с нового произведения кулинарного искусства — пиццы с копченой лососиной, которую я специально заказал в «Ле Мистраль». И тут зазвонил телефон. У меня мелькнула дерзкая мысль, что посреди ночи не звонят по пустяшному делу.
— Здравствуйте, Мэтью, это Стив Грэбинер. Извините за столь поздний звонок, но я был уверен, что вы сами хотели бы услышать эту новость поскорей. Не стану утруждать вас деталями, но сухой остаток таков: вам дается разрешение на вашу процедуру, но только однократно. Никаких повторов, только одна попытка. Утром пришлю вам по факсу письменное подтверждение.
Я лишился дара речи.
— Доктор Грэбинер… Стив… Не знаю, что и сказать!
— Ну… — ответил он добродушным, но усталым тоном, — можете, к примеру, выразить свою уверенность, что эксперимент не обернется для всех нас каким-нибудь триллером.
— Этого я вам обещать не могу, вы же знаете.
— Вот-вот. А потому я сейчас выпью большой стакан виски и залягу спать. Спокойной ночи, старина.
Я немедленно сел за составление списка сотрудников, которых надо было срочно разбудить, и тут же меня начали одолевать сомнения. В своем путешествии в мир неизведанного я осмелился взять на себя ответственность за жизнь другого человека. И хотя родители Джоша заверили меня, что не питают ложных иллюзий, я не мог себе даже представить, что будет с ними, если мой эксперимент не удастся.
Время было настолько дорого, что я незамедлительно позвонил дежурной сестре в отделение, где лежал Джош, и попросил немедленно вызвать родителей, чтобы дать им подписать бумагу о согласии на процедуру. Она ответила, что Липтоны уже и так сидят в палате сына.
