Тут, впервые в жизни, я начал понимать, почему врачам не рекомендуется лечить своих близких. Иметь дело с кем-то, кто тебе дорог, означает с особой силой сознавать свое несовершенство.
Я не хотел видеть Сильвию в роли своей пациентки.
Не прошло и пятнадцати минут после того как принесли бумаги, как зазвонил телефон.
— Итак, доктор Хиллер, ваше мнение?
— Прошу прощения, но я еще не успел прочесть всю историю болезни.
— А разве ее последних снимков недостаточно, чтобы составить представление?
Он, конечно, был прав. Интересно, он что, хочет, чтобы я не слишком вдавался в подробности ее истории болезни? Может, он боится, что я стану винить его за длительное бездействие? Хотя в каком-то смысле так и было.
— Мистер Ринальди, боюсь, я разделяю мнение вашего лондонского врача. Такого рода опухоли неизлечимы.
— Но ведь ваш метод особенный! — настойчиво возразил он. И сказал то, чего я, кажется, подспудно ждал: — Вы не могли бы ее сегодня же посмотреть?
Я машинально взглянул на настольный календарь. День был расписан под завязку, а в половине пятого у меня был семинар. Зачем было сверяться с календарем, если я заранее знал, что не могу исполнить его просьбу? Если честно, перспектива такой скорой встречи меня даже обрадовала. Значит, не придется провести бессонную ночь в ее ожидании.
— В два часа вам удобно? — предложил я.
Но я, оказывается, недооценил Нико. Следовало бы догадаться, что он не удовольствуется предложенным, а станет торговаться.
— Вообще-то от нашей квартиры до вас всего несколько минут. Мы можем подъехать прямо сейчас.
— Хорошо, — со вздохом уступил я. Надо с этим поскорее закончить.
Через считаные минуты позвонила секретарша и доложила о прибытии мистера и миссис Ринальди.
Сердце у меня часто забилось. Через несколько секунд дверь распахнется — и в кабинет хлынет лавина воспоминаний. И до той минуты, когда я ее увижу, я не смогу дышать.
Первым я увидел его: высокий, импозантный, напряженный. Покатый лоб. Он бросил мрачный кивок в мою сторону и представил жену — как будто мы уже и так не были знакомы!
Я пригляделся к Сильвии. В первый момент мне показалось, что время никак не изменило ее лица. Глаза пылали все тем же черным огнем, хотя она нарочито избегала моего взгляда. Распознать, что у нее на душе, я не мог, но мало-помалу стал замечать какую-то перемену в ее облике.
Возможно, то был всего лишь плод моего воображения, но в ее лице мне почудилась усталость и непонятная печаль, не связанные с болезнью. Наверное, это было выражение человека, живущего не самой счастливой жизнью.
