Причин скрытничать у меня не было.
— Немедленно откажись, — приказал Измайлов. — Сию секунду в моем присутствии.
— Нет, милый собственник, — рассердилась я. — Мне надо своими глазами увидеть, что творится с теперешними студентами.
— Найди другой способ. Лучше подцепи на дискотеке парня из университета. Только к Варваре ни ногой.
Я поперхнулась. Ревнивый Вик предлагал мне взамен соседства с девушкой «подцепить парня»? Десять минут назад исступленно шептал: «Люблю, никому никогда не отдам», и вдруг…
— Вик, или объясни толком, из-за чего ты взбеленился, или я тебя покину.
И не на две недели, имей в виду. Даруем друг другу свободу прежде всего от нелепых капризов. Признавайся, чем тебе Варвара не угодила. Ты с ней спал и боишься разоблачения? Рекомендуешь свежего мальчика, чтобы сравнять результаты блуда?
Измайлов потерянно закурил. Я не рискнула ляпнуть: «Считаю до трех», тоже взялась за сигарету. Полковник молча практиковался в самоистязании. Наконец буркнул:
— Давай оденемся. Сейчас я вызову Юрьева с Балковым, они тебе много чего расскажут.
Мне захотелось присвистнуть. Юрьев с Балковым вряд ли призывались подтверждать измену Вика. Вблизи Варвары маячил скелет в саване с косой.
Ученики, подчиненные и, наверное, учитывая вхожесть в дом, друзья полковника — лейтенанты Борис Юрьев и Сергей Балков — ввалились вместе через полчаса. До их прибытия мы с Виком мыли посуду, резали пироги, варили кофе впрок и трепались о международном терроризме и курсе доллара. В этом смысле Измайлов меня, как своего служаку, вышколил: если сказал, что ребята обеспечат какой-то информацией, надо дожидаться их. Выведывать секреты у Вика бессмысленно. Я осознавала, что побег из дома на грани срыва. Измайлов в самом деле не мог запретить мне работать. Но полагал — принесенные лейтенантами известия способны изменить журналистские планы.
Роли в нашем квартете давно распределены: два белых клоуна Измайлов и Юрьев, два рыжих — я и Балков. Иногда Виктор Николаевич дает понять, что мы все рыжие, а он полковник. Поэтому Борис задается в меру. С Юрьевым мы не очень ладим. Он, честолюбец, выдумал, будто я пытаюсь конкурировать с ним в сыске и интригую против него, пользуясь близостью с Измайловым. Я же немало бы отдала, чтобы их заботы меня не касались, но вечно оказываюсь в эпицентре гнуснейших преступлений. Дьявольщина, не подвластная ни моей шаткой, ни даже непоколебимой полковничьей воле.
Вот и сейчас Борис устроился в кресле, напружинился и донельзя звонко спросил:
