Шелленберг видел в этом особом задании простое опасное проявление злобы Мюллера по отношению к нему. Он расценивает его как звено в цепи улик, должных доказать, что Генрих Мюллер, руководитель 4-го управления «Тайная государственная полиция» в Имперском управлении безопасности, был его смертельным врагом, постоянно замышлял козни против него, Шелленберга, и всегда стремился погубить его. Шелленберг проявляет немало изобретательности в изображении тех теплых чувств, которые, по его словам, испытывал Мюллер по отношению к большевизму. Он предлагает нам сделать сенсационный вывод, будто бы в апреле 1945 года, когда над Берлином опустились «сумерки богов», Мюллер перебежал к русским. Читателю он предоставляет право строить догадки. В разговорах же со мной он не терпел ни малейших сомнений в своем утверждении, что Мюллер состоял на службе у русских. Он даже опасался, как бы Мюллер не натравил на него агентов МВД. Более того — он считал возможным, что Мюллер или его московские друзья — ведь к тому времени его бывший конкурент мог умереть — готовят на него покушение. Да, тот, кто достаточно долго занимался шпионажем и тайной деятельностью, как бы самой жизнью осужден видеть в каждом кельнере — осведомителя, в любой торговке овощами — агента разведки. Я вспоминаю, как однажды, беседуя со мной в парке отеля в Палланце, Шелленберг внезапно запнулся и понизил голос: навстречу нам шла пожилая жена садовника, только и всего. Шелленберг прошептал: «Французы всегда охотно использовали пожилых женщин в качестве агентов…»
Вполне возможно, что поддавшись паническому страху перед своим старым соперником Мюллером, Шелленберг стал жертвой легенды, созданной им самим. В этой легенде, как бы критически к ней ни относиться, все же, пожалуй, есть зерно истины. Ему необходим был этот смертельный враг для самооправдания — это во-первых. Во-вторых, по крайней мере с 1943 года, он, благодаря естественному ходу вещей, стал врагом Мюллера, бывшего комиссара баварской уголовной полиции, кругозор которого, несмотря на приписываемую ему склонность заигрывать с Востоком, был ненамного шире пространства, окруженного стенами подвалов гестапо.
Говоря о таланте приспособленца, дарованном Вальтеру Шелленбергу, следует признать; его способность применяться к обстоятельствам, развитие которых невозможно приостановить, его чувство реальности и, прежде всего, понимание действительного соотношения сил убедительно свидетельствуют о его уме, благодаря которому он далеко превосходил средний уровень нацистской элиты. Одним словом, он был просто слишком умен и слишком хитер, чтобы отдаться тому слепому фанатизму, который даже в начале 1945 года, когда превращенная в руины страна была подхвачена водоворотом катастрофы, повелевал сражаться до «победного конца».
