Отчаянная осень | страница 69

И тогда он взял у Шурки ключ.

– А может, пусть посидит еще? – сказала Шурка.

– Пусть идет на волю, – ответил Саша.

– Хочешь быть хорошим? – спросила Шурка. – Я бы ее вообще никогда не выпустила.

– А сама пришла, – засмеялся Саша. – Иди, иди… я сейчас…

– Ладно, – безразлично согласилась Шурка. – Открывай. Премию получишь…

– Я именно за ней…

Саша бежал по школьному коридору.

– Вы где? Вы где? – спрашивал он.

Это было против всех законов акустики, но Оксана Михайловна услышала, как входили в школу. Прежде радости она почувствовала необходимость принять надлежащий вид. Почему ее слабость так часто бывает связана с подоконником? Вот и сейчас ей надо вниз, на пол, скорее, скорее, раньше, чем откроется дверь. Но не было сил. И она выглядела, как потерпевшая поражение идиотка. И столь сильно было в ней желание победить ситуацию, что она просто прыгнула. Тяжело, не глядя.

В какую-то секунду ей показалось, что она разбилась, рассыпалась на части. Но потом поняла, что цела, что даже приземлилась на ноги, что загремела и рассыпалась стеклом и железками красивая лампа, что на столе. То, что вещь тяжелая, металлическая оказалась менее крепкой, чем она сама, даже успокоило. И Оксана Михайловна медленно дошла до кресла и взялась за его спинку и уже почти спокойно ждала, как поворачивается ключ в ее замке.

В дверях появился Саша.

– Выпускаю! – звонко сказал он.

Оксана Михайловна испытала восторг. Не от свободы, не от открытой двери. От силы своего ума и проницательности. Она же знала, знала, что это он наблюдал за ней со двора, не начнет ли она вопить и бить стекла. Она не начала. Правда, в конце концов она полезла на подоконник – открыть фрамугу. Не больше.

– Ну и что? – спросила Оксана Михайловна. – Ты делаешь это в каждой новой школе или именно я вызвала особые чувства?

– Именно вы, – твердо сказал Саша.

– А ты знаешь, я догадывалась, что это ты, – засмеялась Оксана Михайловна. – Я даже когда полезла открывать фрамугу, решила, что ты подсматриваешь за мной…

– Я вас увидел и понял, что был не прав, – все так же звонко сказал Саша.

Ему было ее жалко: как она закаменело стоит у кресла. Не женщина – скульптура.

– Даже застенки…

Дались ей эти застенки! Оксана Михайловна рассердилась на себя за то, что ведет высокий разговор с ничтожеством. Что он знает про застенки, это цирковое пугало?

– Про застенки я не подумал, – сказал Саша. – Простите меня, дурака.

– Нет, – сказала Оксана Михайловна, – как ты понимаешь, ни о каком прощении не может быть и речи.