– Я пошел, – ответил Саша. – До свидания.
И он ушел. Просто повернулся и ушел. Представилось: завтра об этом узнает вся школа.
Как ее заперли. Как держали и выжидали, как рассчитывали на ее слабость. Что-то надо было делать, но не просить же его молчать?
– Постой! – закричала Оксана Михайловна.
Она догнала его в коридоре. Здесь было светлее от полной яркой луны. Лицо у мальчишки было серебряным, и в какой-то момент знакомое сладкое удушье подкатило к горлу. Оксана Михайловна подумала: он меня не запирал. Он открыл дверь, а не закрыл. И мальчик смотрел на нее именно так, как незапиравший.
– Не сердитесь, Оксана Михайловна, – тихо сказал он. – Я дурак. Ну, дурак и все.
– Ненавижу дураков! – прошептала Оксана Михайловна. – Ненавижу!
Кончился эффект луны. Кончилось сладкое удушье.
– Завтра утром ты придешь с родителями… И имей в виду, последний день в нашей школе может стать последним днем в школе вообще… Есть вещи…
Он уходил. Боже, как ей хотелось его ударить, у нее даже руки зачесались. Ударить, и успокоиться, и выбросить вон эту историю, и пусть катится он ко всем чертям со своим цирком.
– Ударьте меня, если хотите, – вдруг услышала она.
Саша остановился и ждал ее.
Ну, уж нет! Человеку могут прийти в голову любые мысли, настоящий человек знает, какие надо изгонять.
– Это был бы для тебя слишком легкий выход! – сказала Оксана Михайловна. – Слишком.
Теперь уходила она. Прямая, как у балерины, спина. Четкий шаг – и какая-то бесстрашная безнадежность.
Саша нашел Шурку у школьной ограды. Она грызла ветку.
– Что-то ты долго ее спасал, – сказала она. – Целовались, что ли? Все-таки надо было ее подержать до утра.
Саша уводил Шурку от школы. Шурка шла покорно, равнодушно, и только одно ее слегка тревожило: вдруг Саша опять начнет ей задавать вопросы про то. Она приготовила ответ: «Меня от любви тошнит». И пусть он обидится на нее на всю оставшуюся жизнь. Как говорят в кино. Но он не задавал ей никаких вопросов. Он был счастлив, что нашел ее, что нашел так вовремя, что прошло ощущение семечек в ладони, что он доведет ее домой и отпустит, и ничего не скажет, потому что ответ он и так знает. Но этот печальный для него ответ – он все равно не окончательный, потому что впереди – жизнь, время, А главное – он ей нужен, хотя она еще этого не знает. И была в нем такая вера в будущее и в то, что в конце концов Шурка откликнется, что он засмеялся.
– Радуешься, что хороший? – вдруг зло спросила Шурка.
