Когда все уже вошли, кроме Скитальца, сквозь толпу прорвался человек, запыленный от дальнего пути, с черной бородой и растрепанными волосами, с горящими от возбуждения черными глазами и орлиным носом, придававшим ему сходство с хищною птицей.
— Стойте! Стойте! Не запирайте ворот! — кричал он. — День и ночь я спешил сюда, оставив жену, детей и стада, забыв про обетованную землю, бежал сюда от Апура, ушедших в пустыню, бежал для того только, чтобы еще раз взглянуть на красоту Хатхор!
— Ну, проходи, проходи! — проговорил насмешливо жрец. — Таким путем мы избавимся хоть от одного из тех, которых Кеми вскормила и вспоила для того, чтобы они ограбили ееnote 2.
В тот момент, когда жрец уже запирал за запоздавшим безумцем ворота, в них вошел Скиталец, и ворота захлопнулись. Ему также предложили было надеть повязку на глаза, но он отказался, заявив, что пришел сюда, чтобы видеть все, что можно видеть.
— Иди же, безумец, иди и умри, подобно другим! — проговорил жрец, и отвели его и всех остальных на средину двора, откуда можно было видеть верх пилона. Затем жрецы и себе завязали глаза и распростерлись на земле лицом вниз. Все стихло как во дворе, так и за стеною: все ожидали явления Хатхор.
Скиталец обернулся и взглянул сквозь бронзовую решетку ворот на толпу, оставшуюся на площади перед храмом. Там все стояли неподвижно, в каком-то оцепенении, даже женщины перестали плакать. Глаза всех были устремлены вверх, на пилон. Наступал полдень, яркий, знойный полдень, красный диск солнца достиг зенита, и его сверкающие, палящие лучи ослепительным снопом падали на край пилона.
Вдруг издалека стали доноситься нежные звуки сладкого, чарующего голоса, звуки все росли и приближались, становясь все нежней. При первых нотах их из груди каждого вырвался вздох, невольный вздох, от которого и Скиталец тоже не мог удержаться.
Наконец находившиеся вне двора, на площади, издали увидели Хатхор — и глухой не то рев, не то стон пронесся над толпой. Безумие овладело людьми; подобно бурному пенящемуся потоку, с диким бешенством устремилась толпа на бронзовую решетку ворот, на высокую каменную стену ограды. Мужчины бились грудью и головой об эту преграду, теснили, давили друг друга, взбирались на плечи одни другим, грызли решетку зубами, между тем как жены и матери, сестры и невесты этих безумцев старались образумить их, посылая проклятия чародейке, красота которой лишала рассудков этих людей, превращая их в бешеных безумцев, не помнивших себя.
