Хотя скорее всего никакого переворота не произошло, ведь если бы этот мальчик не повзрослел и не женился, то не передал бы свои воспоминания потомкам, одним из которых и стал Тир.
И это было бы настоящей трагедией. Как колдун, Руди отмечал про себя все подробности воспоминаний о дворце, опознавал цветы, сады, птиц и животных, мельком замеченных среди деревьев, — теперь он вполне явственно мог представить себе то место, которое наяву видел лишь в развалинах. Но больше всего его увлекала жизнь былых времен, отношения между людьми, то, как жестокость переплеталась с жестокостью, как злость порождала зло на протяжении поколений, как подозрительность и неограниченная власть породили на свет маленького негодяя, который всеми силами стремился отравить жизнь окружающим. Немудрено, что у Тира порой были глаза древнего старца.
— Руди? — после торопливого стука в дверь просунулась взъерошенная светловолосая головка. — Милорд Руди, — тут же поправился мальчуган с широкой улыбкой. — Привет, Тир. Милорд Руди, ее величество просит, чтобы вы подошли к Дверям. Фаргин Гроув совсем ее допек, — добавил он, когда маг встал и потянулся за посохом.
— Замечательно. — Вот уже много лет Руди мечтал о том, чтобы расквасить нос Фаргину Гроуву. — Спасибо, Геппи.
— Руди, а можно мы с Геппи пойдем поиграем?
— Ну, конечно, парень. Насколько я знаю Гроува, быстро он нас не отпустит.
Геппи с Тиром побежали вперед, а Руди двинулся по широкому главному коридору королевского анклава, — только здесь и сохранились в неприкосновенности просторные залы, которые во всех прочих частях убежища давно уже разделили на сотни крохотных комнатушек, — а затем спустился по Королевской Лестнице. Кто-то воспользовался перилами, чтобы растянуть бельевые веревки, так что Руди пришлось пригнуться, чтобы, наконец, добраться к выходу. В штанах из грубой замши, в шерстяной рубахе и ярко раскрашенной куртке из бизоньей шкуры, с темными волосами, свисающими почти до плеч, Руди едва ли являл собой воплощение колдовского достоинства, и лишь деревянный посох, истертый множеством рук и увенчанный металлическим полумесяцем с заостренными концами, выдавал в нем истинного мага.
Своды Придела терялись высоко во тьме, и лишь крохотные точки света намечали мосты, пересекавшие его на четвертом и на пятом уровне. От гладких, как стекло, стен эхом отражались болтовня и смех прачек, трудившихся прямо у небольших каналов, протекающих прямо в каменном полу; многие из них дружески приветствовали проходящего мимо Руди.
