— Теперь доволен? — спросил он.
— Нет, — сказал я.
Он размахнулся посильнее, и на этот раз его удар отбросил меня к дверце духовки. Я увидел, как по измазанным слезами щекам расплывается гневный румянец — тот цвет юности, которым я восторгался уже не первый год. Поднявшись на колени, я достал из ящика у плиты нож, которым отец резал помидоры и лук в те вечера, когда пытался приготовить мне обед, когда кипятил воду в маминых кастрюлях, роняя в них слезы. Я протянул нож Грэмму, он не принял его, но я сам вложил нож ему в руку, сжал его пальцы на рукояти. Подавшись вперед, я обхватил его за ноги, уткнулся лицом в теплый живот и замер.
Я ждал. Я надеялся.
В этой позе, обнявшись, мы оставались несколько минут. Я чувствовал, как вздымается и опадает его живот, касаясь моей щеки, и больше — ни движения, ни жеста. Грэмм перестал плакать, дыхание его выровнялось. Положив нож на столик над моей головой, он осторожно высвободился.
Словно прошло уже много часов, словно мы преодолели огромное расстояние и страшно устали, исчерпали все силы, добравшись сюда, и теперь замерли в этой комнате, совершенно опустошенные. Внезапно я застеснялся своей голой груди в синяках и наклонился за рубашкой. Грэмм неподвижно сидел у стола, не мигая; казалось, он смотрит куда-то в глубь себя.
Я подошел к окну. Дождь почти прекратился, лишь слегка еще моросило. Маминым садиком завладели сорняки, их прибило ливнем, но они уже распрямились и колыхались на ветру. На ветках кизила чистили черные перья вороны.
И пока я глядел на затихающую грозу, на той стороне улицы, возле дома миссис Полк притормозил пикап, свернул на дорожку. Выйдя из грузовичка, мистер Раффелло обошел его сзади, отодвинул пластиковую занавеску и распрямился, держа в руках мой янтарно-коричневый сундук.
Впервые за много месяцев я заплакал.
Сквозь стеклянную дверь Оуэн оглядел сад. Жарковато для июня, бледное солнце палит, не скрытое тучами, ирисы засыхают, с рододендрона осыпаются бутоны. Ветерок прошелестел в ракитнике, унося страничку воскресной «Тайме» в розовые кусты на краю участка. По ту сторону живой изгороди залился лаем колли миссис Гилз. Оуэн вытер платком пот на шее.
Его сестра Хилари, склонившись над кухонным столиком, сортировала клубнику. Обед почти готов, хотя до приезда Бена остается несколько часов. Это льняное бежевое платье брат никогда прежде не видел на ней. Черные с проседью волосы сестра обычно укладывает в пучок, но сейчас они падают ей на плечи. На редкость стройная, изящная фигуpa для женщины, которой уже миновало пятьдесят.
