Притворщица | страница 20



— И все же — как вы собираетесь все это устроить? — поинтересовалась практичная Изабель.

— Не я, — многозначительно посмотрел он на девушку. — Мы.

— Но я же не актриса…

— Станете ею, — заверил он. — Скажите лучше, к каким ухищрениям вы прибегаете, чтобы сделать себе такие фиалковые глаза?

— Они у меня всегда были голубыми, — растерянно сказала Изабель.

— А кажутся фиалковыми.

— Да нет же…

— И волосы, — указал он пальцем на ее локоны. — Бабушка ни за что не поверит, что это натуральный цвет.

— Они… они натуральные. Я от рождения блондинка, — растерянно сказала Изабель.

— Замечательно, — пробормотал Терренс, и его глаза потемнели. — Вы на самом деле такая женщина, которую страшно потерять любому мужчине.

— Потерять? — Растерянность сменилась удивлением. — А зачем вам меня терять?

— Увы, это все же лучше, чем жениться на мисс Эрроурут, — ответил Терренс.

Их головы незаметно сближались. Еще секунда, и губы потянулись навстречу губам. Ресницы Изабель затрепетали.

Еще мгновение — и…

И стены гостиной вздрогнули от громкого крика:

— Гром и молния! Чем это вы тут занимаетесь с моей девочкой, господин хороший?

Изабель испуганно открыла глаза. Голова Терренса дернулась, словно на резинке, и резко откинулась назад. Изабель обвела комнату непонимающим взглядом. В дверях стояла Рут — в боевой стойке, подбоченясь, с глазами, из которых сыпались искры.

— Какой стыд, мисс Изабель, — прошипела Рут, вплывая в гостиную. — Какой позор! Вы ведете себя словно… шлюха!

Внезапно она замолчала и обернулась, проверяя себя. Нет, ей не показалось. Прямо возле ее ног на полу лежал красно-золотой корсет, украшенный смятыми кружевами.

— Пресвятая Матерь Божья! — в ужасе закричала экономка.

— О господи! — в один голос с нею воскликнул Терренс, давясь от смеха.

— До чего вы докатились! — закричала Рут и принялась яростно топтать злополучный корсет.

Тот скрипел и извивался под ее тяжелыми башмаками. Насладившись местью, Рут направилась к Терренсу. Во время расправы к ее ногам прицепился золоченый шнурок, и теперь весь корсет — еще более жалкий и помятый — волочился за экономкой словно крошечная баржа за огромным буксиром.

— Это козни дьявола! — повторила старая хранительница домашнего очага. — Что он сотворил с моей Изабель?

— Изабель больше не ваша, она моя, — заявил Терренс, косясь на корсет и продолжая вздрагивать от душившего его хохота.

Он бросил на девушку многозначительный взгляд и продолжал:

— По-моему, самое время, чтобы ты все объяснила своей экономке, любовь моя!