— Первым нашим шагом будет восстановление престола в Англии.
— Первым шагом! Шутка сказать! Хотя кто знает, может быть, однажды это и осуществится.
По возвращении в Лондон Люси обнаружила, что за ее отсутствие город неузнаваемо изменился.
Люди теперь одевались в серую одежду и сами выглядели серыми, угрюмыми и подавленными, либо источали бесконечное и непереносимое самодовольство. Уличные певцы куда-то исчезли, не было больше стихийных карнавальных шествий, столь обычных в былые годы. Одни только публичные дома по-прежнему процветали, и их обитательницы по-прежнему щебетали из раскрытых окон, переговариваясь друг с другом.
Люси нашла комнату над цирюльней невдалеке от Сомерсет Хауса. Цирюльник с радостью пустил к себе госпожу Барлоу, как она назвалась. О ее связи с королем, о том, что кареглазый мальчуган — сын Чарлза, никто не знал. О детях заботилась Энн Хилл, и она рассказала хозяину, что ее хозяйка настоящая леди, которая жила за границей и давно мечтала вернуться в родные места.
У них оставались кое-какие деньги, и несколько дней Люси могла лежать в комнате, глядя на улицу, но вскоре она вновь ощутила потребность в любовнике.
Каждый день Энн открывала новые и новые перемены, происшедшие с Лондоном. Таверны оказались закрытыми, травля быков собаками запрещена, парки, исключая Малберри-гарден, не работали, давно уже не проводились в церквях рождественские богослужения, не устраивались танцы на улицах в день первого мая.
— Зачем мы вернулись? — стонала Люси. — В Кельне и Гааге было в сто раз веселее!
Через несколько дней после приезда она тщательно оделась и выбралась на улицу. Все смотрели на нее, настолько она отличалась от других женщин и казалась иностранкой. Вскоре она нашла и любовника — высокопоставленного офицера —» железнобокого» из конницы Кромвеля, но связь с ним ее не удовлетворила. Сознавая греховность своего деяния, он проскальзывал в цирюльню с наступлением сумерек, занимался любовью под покровом темноты и покидал ее еще до рассвета. Люси была хороша собой и полагала, что красоту не следует прятать под покровом ночи, и все больше убеждалась, что напрасно вернулась в Лондон.
В конце концов она заявила любовнику, что сыта по горло его осторожностью и постоянным страхом за совершаемый грех. После этого у нее вошли в привычку прогулки по Малберри-гарден: парк был, конечно, не тот, что раньше, но все же оставался местом, где можно посидеть, полюбоваться ландшафтом, подышать воздухом под деревьями и, при случае, поймать любовника.
