Вы, говорит, что, так серьезно поругались?
Алена посмотрела на нее с удивлением. Разве Ташка не знает? Разве она ей не сказала? Дочь имеет право знать, а как же! Алена, наверное, просто забыла. Такое бывает…
Что-то творилось неладное. Зловеще хмурилось небо, в стекло, будто предупреждая о чем-то, бились ветки березы, Все, все вокруг дышало угрозой. Будто за каждым углом подстерегала опасность. Жизнь готовила очередную подлость.
Куда уж? Может быть, хватит? Лешка ушел, и она еще не вполне готова защищаться. Пожалуйста, дайте время! Ей надо совсем немного — отдышаться, осмотреться, залатать дыры в бронежилете.
Ну, пожалуйста!
Неизвестно, кого она умоляла, глядя на Ташку растерянными, больными глазами. Дочь ждала чего-то. Ах да, почему не звонит Балашов.
— Вообще-то он обещал, — вспомнила Алена и достала с полки забытую им пачку сигарет.
Повертела в руках, вынула одну штуку, огляделась в поисках огня.
Ташка покосилась недоуменно.
— Мам, ты чего? Куришь, что ли? — протянула она, когда Алена чиркнула спичкой.
Алена кивнула и затянулась.
— Значит, и правда, здорово поцапались, — догадалась Ташка. — И ты теперь решила травануться с горя?
— Мы не ругались. Он ушел совсем. Мы характерами, наверное, не сошлись.
— Чего? Чего?
— Знаешь, доченька, так бывает. Люди слишком поздно понимают, что не могут друг с другом жить, ну, не получается. И приходится рушить семью.
— У вас с Балашовым была семья? — уточнила Ташка, разводя руками дым.
Алена прищурилась, подозрительно поглядывая на нее.
— Ты что?
— Ничего. Ты про семью говорила, мам. Разве в семье так бывает? — Ташка повела головой, будто мычащий бычок.
— Как это «так»? — нетерпеливо дернулась Алена и, глубоко затянувшись, принялась кашлять.
Ташка хлобыстнула ее по спине, выдернула сигарету и с отвращением придавила в пепельнице.
— Мам, чего ты прикидываешься? Ты мне всегда говорила, что главное — любовь. И в книжках вон пишут только про любовь. И по телевизору про любовь. Все кругом врут, что ли?!
Глаза, как выстрел.
Алена снова закашлялась, заморгала, словно долго сидела у костра, и дым въелся в лицо и забился в горло.
Взгляд дочери не отпускал ее.
— Почему врут-то? — нарочно распаляясь, выкрикнула Алена. Было совершенно непонятно, что она станет говорить, если успокоится.
— Мам, ты папу любила? О, господи!
Редко у них случались разговоры на эту тему. Однако Ташка знала прекрасно, что мама папу любила, а вот говорить об этом не любит.
— При чем тут это? — сердито пробурчала Алена.
