В доказательство Дельгадо не козыряет крепкой математикой, а трясет изречениями классиков. Те баяли о древе жизни, и об огненном столпе, о соляном столпе тоже, о лингаме Шивы, который несведущие люди принимают за половой орган, о Пупе Земли, кощеевом троне до неба, горящих облаках, которые падают на голову, сияющих колесах, которые болтаются в вышине. Все это для Дельгадо сплошные подтверждения прототипной теории.
«Даже набравшись такой ахинеи, поди разберись, почему стены, шкафы, холодильники, институты лезут и лезут ко мне, как живые. И обличие у них жуткое, и нрав, и внутренний мир тошнотворный. Им паршиво, спору нет. Но мертвечине переживания не свойственны. Выходит, это не ей паршиво, а мне. Ведь я, в натуре, являюсь вещью для деланья вещей. Меня эксплуатируют, тянут вниз, делают зернышком в кристалле состояний. Моими соками питается мертвечина, на мне живет, тут ей и стол, и дом. Теперь почему-то все рассекретилось. Те хреновые ощущения, что накопились подспудно, как бы отделились от меня. Психоцентр малюет пестрыми красками страшные морды без паранджи, прямо поверх старых добрых портретов, и устраивает в мою честь бесплатную выставку уродов. Мне это кажется, конечно. Но раз кажется, значит, что-то не то, что-то пора сообразить. Значит, там наверху, рассогласование, не хороводит мембрана с привычными группами вихрей, не слипается по кайфу, окривела ось. Нет, одному грязному ведьмаку столько дел не натворить…».
Бибикнул радиотелефон, Торн выудил из кабины трубку. Вызывал Макаров. Пропал «ослабленный» Ливнев, который тоже занимался сегодня оздоровлением. Не вышел на связь, не ответил на вызов, растаял в тумане. Туман покрывал район такой-то. Заводилой в поисках быть Торну, потом подключатся по мере пробуждения и остальные.
Ливнев возник из ничего в заброшенном доме под лестницей в луже кошачьей мочи. «Спасайте женщин и детей, а я как-нибудь сам доплыву», – мрачно пошутил он. Ноги с ребрами у него были переломаны, голова ударена.
– Как ты сюда попал? – стал допытываться Торн.
– Гулял.
Пока добирался Вельских, Ливнев, стеная, поведал историю своего падения. Ведьма, с виду девица, завела, обманула, обкрутила, провела, как щенка, испытанного бойца. Он даже принял за лестничную площадку лестничный пролет. И все понял уже внизу.
– Девица, значит. Ну, расскажи о ней.
– Длинная, ох, костлявая, смазливая, свитер до колен.
– В общем, твой идеал. Только плохо у тебя с образами, сейчас половина таких, – рассудил Торн и стал посыпать электростатическим порошком лестницу. Появившийся Вельских не торопился утащить Ливнева, наблюдал.
