И Саша заворачивал и шёл по зыбкому мху и слушал, как под ним тяжело шевелилась, хлюпала и сторожила его чёрная холодная трясина. Временами он оборачивался и смотрел на серьёзные лица детей, на осторожные движения их маленьких ног. Гришака крепко держал за руку Маринку и, сурово сдвинув брови, следил за каждым её шагом, весь нахохлившийся и напряжённый.
Наконец мох перестал колыхаться под ногами: чувствовалось, что под ним уже не трясина, а твёрдая земля. Ещё несколько шагов, – чахлые деревья остались позади, и Саша выбежал на зелёный, покрытый не мхом, а травой бугор.
– Пришли! Пришли! – закричал он изо всех сил и, размахнувшись, пустил свой шест, как дротик, вверх. – Дедушка, пришли, – крикнул он опять и, сбросив с плеч мешок, закружился на месте, не в силах сдержать свою радость.
Дед Никита, тяжело дыша, взошёл на бугор и, осторожно отвязав полотенце, опустил Павлика на землю.
– Мать твоя крепко за тебя сегодня молилась, – сказал он сурово. – Андрюшкин это остров. Дошли.
Остров поднимался из болота высоким холмом, заросшим старыми огромными деревьями. Сосны, липы и дубы росли группами, а между ними на весёлых полянках пестрели цветы. Наполовину вкопанная в крутой склон, виднелась небольшая избушка. Крышу её покрывал плотный зелёный мох, брёвна потемнели от сырости, единственное, очень маленькое оконце поблёскивало на солнце.
Гришака, пыхтя, возился с верёвкой, запутавшейся в Манькиных рогах. Отвязав верёвку, он шлёпнул Маньку по спине.
– Ну ты, моё хозяйство, пошла! – сказал строго.
Строптивая Манька замотала головой и, зайдя сзади, неожиданно поддала Гришаке рогами так, что он покатился кувырком прямо Маринке под ноги и сбил её.
– Так тебе и надо, – сказала бабушка Ульяна. – Зачем скотину обидел?
Она уже сидела под сосной, держа проснувшегося Ванюшку на коленях. Близнецы, соскучившиеся в разлуке во время путешествия по болоту, стояли рядом, взявшись за руки, и что-то оживлённо говорили друг другу на своём языке.
– Скорей! Скорей! – торопил Саша, указывая вверх рукой. – Бабушка, вот Андрюшкина хата, тут шагов сто осталось. Скорее!
Бабушка Ульяна чуть заметно вздохнула и встала, придерживаясь за ветку рукой. Близнецы весело заковыляли впереди.
Односкатная крыша избушки низко нависала над передней стеной и так позеленела от мха, что с вершины холма её, наверное, трудно было отличить от зелёной лужайки, на которой ока стояла. Дверь была плотно закрыта, маленькое оконце с одним стеклом находилось рядом с ней, но оно было такое мутное, что Саша, прижавшись к нему лицом, ничего не мог рассмотреть внутри.
